Юрий Фельштинский - Троцкий против Сталина. Эмигрантский архив Л. Д. Троцкого. 1929–1932

6. В тех случаях, когда до сведения оппозиционной организации дойдет о новом акте насилия или провокации, затеваемом или проводимом сталинской агентурой, может оказаться целесообразным письменно предупредить руководящие органы официальной компартии о том, что ответственность за готовящееся преступление мы возложим перед лицом рабочих-коммунистов на руководителей.

7. Обо всех случаях указанного выше характера необходимо оповещать Интернациональный Секретариат с точным обозначением всех обстоятельств дела, имен участников и пр. Это даст нам возможность вести кампанию в международном масштабе.

Мы нисколько не сомневаемся, — и порукой за это является весь прошлый опыт революционного движения, — что если все наши секции проявят необходимую выдержку, настойчивость и бдительность в борьбе, то отравленные методы сталинизма обратятся против него самого и послужат только к укреплению позиции большевиков-ленинцев.

[12 октября 1930 г.]

Письмо членам болгарской группы «Освобождение»[428]

Дорогие товарищи! Ваш манифест я получил своевременно. Болгарский язык не представляет никаких затруднений. С помощью небольшого болгарско-французского словаря и при некотором содействии с моей стороны сын переводит манифест на русский язык. Я в настоящий момент занят очень неотложной работой, которую надеюсь закончить в течение ближайшей недели, после чего напишу вам подробнее о манифесте. При первом, очень беглом чтении он произвел на меня вполне благоприятное впечатление. Некоторая неясность осталась у меня в синдикальном вопросе[429]. Но об этом смогу написать лишь после второго, очень внимательного чтения.

То обстоятельство, что вы подготавливаете выход еженедельной газеты[430], чрезвычайно отрадно, ибо свидетельствует об активных настроениях в вашей среде.

Номера 1 и 9 «Бюллетеня» были вам посланы, но, очевидно, не дошли. Я поручу сыну послать вторично, сообразуясь с вашими указаниями.

Чем объясняется, по вашему мнению, что товарищу Нав[иллю] не дали возможности остановиться на день в Софии? Являются ли причиной этого железнодорожно-политические правила (транзитный билет и пр.) или же какие-либо высокие политические соображения?

Заявление т. Раковского XVI-му съезду ВКП можно вам переслать, как только вы сообщите подходящие адреса. Заявление прекрасное. По всем имеющимся у нас сведениям, авторитет т. Раковского, очень высокий и ранее, поднялся теперь на исключительную высоту. Он является сейчас в полном смысле слова осью русской оппозиции. На фоне бюрократического чинопочитания, холопства, капитулянства и всякого вообще вероломства мужественная твердость Раковского внушает уважение даже врагам. Болгарские революционеры имеют полное право гордиться тем, что дали русской и мировой революции такую фигуру.

К сожалению, здоровье Христиана Георгиевича неблагополучно. У него было несколько сердечных припадков. В благоприятные климатические условия его не отпускают. Я думаю, что следовало бы выпустить брошюру, посвященную биографии и характеристике Раковского. Может быть, болгарские товарищи могли бы это взять на себя? Я бы очень охотно написал к ней предисловие.

Я писал вам в свое время о своей работе, посвященной программе и стратегии Коминтерна. Тогда у меня эта рукопись была в одном лишь экземпляре. Но с того времени она переписана. Я имел при этом в виду прежде всего болгарских товарищей. Вопрос лишь в том, как переслать вам эту рукопись: она очень велика, это целая книга. По-французски эта книга должна выйти в ближайшем будущем, но, по-видимому, в очень неудовлетворительном переводе.

27 октября 1930 г.

Письмо члену итальянской коммунистической оппозиции

Итальянс[кому] тов[арищу][431]

Дорогой товарищ!

Я обращаюсь к вам сейчас по совсем особому поводу. Граф Сфорца[432], бывший министр иностранных дел в министерстве Джиолитти[433], выпустил большую книгу, посвященную характеристике различных политических деятелей, в том числе и Ленина[434]. Книга сама по себе банальна, поверхностна, но не лишена некоторого интереса, поскольку граф говорит о людях своего круга. Характеристика Ленина представляет собой, однако, исключительное сочетание глупости и подлости. На немногих страницах нагромождено почти столько же фактических ошибок, сколько и утверждений. Сфорца рисует дело так, будто Красин и Воровский делились с ним своими не только критическими, но и презрительными отзывами о Ленине[435]. Чтобы охарактеризовать вам книгу, достаточно привести одну фразу, которую Сфорца вкладывает в уста Воровского (по отношению к Ленину): «Нами руководит немецкий школьный учитель, которому сифилис оставляет еще две искры гениальности, прежде чем его убить».

Чтобы иметь возможность вложить такую гнусность в уста Воровского (которого, кстати сказать, Сфорца называет лгуном), господин граф изображает дело так, будто Воровский познакомился с Лениным только в 1917 году и относился к нему как к чужому человеку. Между тем Воровский был преданным учеником Ленина начиная с 1913 года. Фраза о сифилисе заимствована из белогвардейских писаний более позднего периода, т. е. времени болезни Ленина (сплетня о прогрессивном параличе и пр.). В тот период, к которому относится разговор Воровского с графом, сама эта сплетня еще не родилась. Этого достаточно. Все остальное, может быть, менее гнусно, но находится, в общем, на том же уровне.

Я хочу ответить графу, как и нескольким другим титулованным и нетитулованным негодяям, клеветавшим на Ленина, политическим памфлетом. Для этого мне необходима личная и политическая характеристика графа Сфорца, нет ли за этим джентльменом каких-нибудь темных, фривольных или скандальных дел? Церемониться я с ним не намерен ни в малейшей степени.

Недурно было бы заглянуть в его родословную, как по мужской, так и по женской линии. Насколько я помню, Сфорца является одним из старейших итальянских родов. Отсюда можно уже априори заключить, что среди его предков было немалое количество разного рода негодяев, грабителей, насильников и пр. Можно побиться об заклад, что среди них были и такие, которые обогатили свой род той болезнью, которую французы называют неаполитанской, а итальянцы — французской[436]. Как ни противно рыться в скандальной хронике рода Сфорца, но на этот раз это безусловно необходимо.

Не сомневаюсь, что итальянские товарищи могут сделать это в Париже с большим успехом. Чем конкретнее, точнее и сочнее будут сведения, тем лучше: этому можно посвятить одну-две странички, чтобы отбить у сиятельных господ надолго охоту писать глупости о великом революционере.