Эдвард Радзинский - Загадки любви (сборник)

Ну, высказали они это свое предложение письменно и тоже фоту свою приложили, где у боевого орудия снялись вдвоем.

Ответа долго ждать не пришлось, обе девушки были согласные, и фото им очень понравилась, только пожаловались: дескать, непонятно на фоте, где какой Иванов…

Тут как раз демобилизовались наши два друга и отправились за счастьем.

Поезд пришел по расписанию. Сошли с поезда два Коли Иванова, а к ним навстречу идут по перрону две незнакомые девушки. Одна фигуристая, красивая, другая худющая, серенькая – ну, мышь! Наши Коли зенки вытаращили, а девушки со смехом подходят к удалым героям: дескать, не признали, что ль? (Потом выяснилось, что обе они вместо своих фот киноартистку Любовь Орлову всем высылали.)

Ну, наши Коли все поняли и только засмеялись.

И тут бойкий Коля Иванов Первый берет фигуристую под руку и ведет ее по платформе. Ну, а красавцу Иванову Второму – худющая да невидная и досталась.

Справили они приезд, выпили-закусили, ночку провели с Петровыми Мариями, а утром – все по-честному: заявление в загс и зарегистрировали отношения.

Стали они жить-поживать, добра наживать, на заводе работать, разряд повышать.

Только Коле Иванову Второму, красивому, неймется. И вскоре в случайной беседе выясняет Иванов Второй, что женился он совсем не на той Петровой, с которой вступил во взаимно-дружескую переписку. Его-то Петрова была как раз фигуристая да красивая. Ну, узнал, ну, и что – дело, как говорится, прошлое. Но все ж стал он сохнуть. Взглянет на свою – жить не хочется. Обидно!

И вот как-то подходит Первомай, любимый праздник. Флаги на улицах вешают, полосы чертят для демонстраций, и Коле Иванову Первому и Коле Иванову Второму выпадает честь – пройтить с транспарантами мимо трибун. А кому ж, как не им, друзьям-передовикам, поручить транспарант с надписью «Слава великому Сталину!». И поручили.

Ну, Первого мая, оба при галстуках, взяли Коли Ивановы транспарант и понесли.

Несут. А ветер в тот день разгулялся сильнейший. Сто лет, говорят, такого ветра в Москве не было. Пока по улицам шли – все терпимо было. А как на Красную площадь вышли, ветер в транспарант ударил. Ну, мочи нет!

А на Мавзолее Сам стоит. И на Коль с транспарантом смотрит.

А ветер дует. А на дворе пятидесятый год. Попробуй брось транспарант со «Славой великому Сталину!» – тебя самого в такое место бросят!

А ветер крепчает. И тут шепчет Иванов Первый – Второму Иванову:

– Ты что ж (народное слово) совсем не держишь? Я ж сейчас в штаны наделаю.

– Сам ты (слово народное) не держишь, и я по твоей милости в штаны уже давно наделал. Мало того что ты на моей Машке женился, мне одни кости оставил… ты еще транспарант не держишь, – продолжал собачиться Иванов Второй.

– Заткнись, – скрежетал зубами Иванов Первый. – То-то, я гляжу, на мою Машку глаз все время кладешь. Я тебе положу глаз! Держи транспарант.

А ветер крепчает. И вот идут наши Коли Ивановы, плачут от напряжения, ненавидят друг друга, но транспарант не отпускают, только зубами скрыпят.

– Держи… держи… держи… (слово народное).

– Сам держи… держи… (и тоже народное слово).

Скрыпят зубами, слезами обливаются, но держат! И выдержали. Но уж как за Ваську Блаженного зашли – транспарант прислонили к зданию – и бросились друг на дружку, и давай дубасить!

Потом они, конечно, помирились, но прежней дружбы у Ивановых Коль уже не было.

А время шло.

Иванову Первому везло все больше и больше: жена его каждый год то мальца, то девку приносит. Не оставлял он ее пустой – еще бы, такая фигуристая.

Скандал первомайский вроде забылся, но в домах друг у дружки они теперь не бывали, а все больше на улице встречались.

– Ну, как житуха?

– В порядке.

– А как твой «комендант»? – спрашивал, пряча глаза, Иванов Второй.

– Не жалуюсь. Команду «Ложись» исполняет справно – в шестой раз рожать поехала.

Потом родила его фигуристая Машка седьмого… Потом восьмого… Потом девятого… И вдруг – стоп! Девятый – и все!

И вот как-то на совещании ударников встречает Иванов Первый Иванова Второго. Разговорились они, но чувствует Второй, что чегой-то мнется Первый Иванов. Мялся-мялся, а все ж таки разговор завел:

– Детни у меня много. Девять.

– Много, – сказал выжидающе Иванов Второй.

– А баба моя все цветет. Девять нарожала – а глаз не оторвешь.

Помолчали. Надо было спросить, и Второй спросил:

– А чего ж десятого не родишь?

– Надо бы, – вздохнул Первый и добавил: – За десять детей «Мать-героиню» дают и деньгами добавляют каждый месяц.

– Так сделай.

– «Сделай»! Разве не сделал бы? Не выходит! К врачу ходили, говорит: «В вас все дело», – во мне то есть… Случилось со мной что-то. Девять вышло, а десятый…

Прошло еще немного времени, и вдруг зовет Первый Иванов Второго к себе домой.

Пришел тот к нему в дом впервые после майских. Машка его румяная да свежая – годы совсем над ней невластные: ходит, задом вертит, фигуристая.

Ну, поставил Иванов Первый бутылку. Выпили.

Тогда Иванов Первый и сказал проникновенно:

– Коля, дружок твой в беде. Выручай.

Иванов Второй только этого и ждал – он ведь давно все понял.

– Согласный.

– Еще б не согласный. Такая фигуристая, – только вздохнул Первый.

Ну, закончили они бутылку. Первый Иванов ушел как бы погулять, ну Машка его, естественно, в курсе была. И, не откладывая дела, начали Второй Иванов и Маша Петрова добывать вдвоем эту самую медаль. Оба статные, красивые – так что все получилось у них с одного раза.

И вскоре приходит Иванов Первый ко Второму, веселый, довольный, бутылку на радостях приносит.

Проходит девять месяцев положенных, и рожает Мария. И пуще прежнего хорошеет.

А Иванов-то Второй было снова к ней – знакомой тропкой.

Но Мария – женщина строгая, встретила его с медалью на высокой груди и дала ему от ворот поворот: «Я, говорит, за случайными связями не гонюсь».

А любовь у Иванова Второго все крепчает. Тоскует: пить начал. Кричать начал: «Это что ж за дела? У Машки медаль на грудях, и Колька деньгу лишнюю имеет, а мне, значит, за все про все – бутылку?»

И подал он тогда в суд – с обиды, и всю правду описал в заявлении: «Ребенок, дескать, мой, делал его за бутылку».

Ну, суд во всем разобрался и принял такое справедливое решение: каждый месяц удерживать с Иванова Второго четверть зарплаты на алименты. Вот так-то!

Прошло еще время, много воды утекло, и постарели наши Николаи Ивановы, седые стали. И вот как-то Иванов Первый и говорит Второму Иванову:

– Я, говорит, Иван, зла на тебя не держу, жизнь мы свою уже прожили, умирать скоро. Да и Машка твоя теперь тоже стала, как моя, – фигуристая, жирная старуха.