Игорь Максимычев - ПАДЕНИЕ БЕРЛИНСКОЙ СТЕНЫ

Германская специфика не покрывалась полностью ни одной из концепций, выдвинутых внешнеполитической перестройкой. Возможно, тезис о приоритетном характере наших отношений с социалистическими странами, выдвинутый на XXVII съезде КПСС, мог бы в случае реализации изменить ход событий в ГДР или, по крайней мере, смягчить его. Но этот тезис так и не получил конкретного наполнения, и на практике всегда находились проблемы и направления (отношения с США, вопросы разоружения), вытеснявшие социалистические страны, в том числе и ГДР, на периферию забот советского руководства.

Да и что мог означать в реальной жизни лозунг приоритетности кроме того, чтобы взвалить на и без того расшатанный хозяйственный механизм СССР дополнительное бремя заполнения все более многочисленных прорех в экономике наших союзников? Вряд ли мы с этим справились бы. Структурная же перестройка в МИД СССР, выделившая социалистические страны Европы и Азии в отдельные управления, скорее осложнила, чем упростила формирование нашей политики на германском направлении, так как отныне ФРГ и ГДР входили в компетенцию различных подразделений министерства, что на деле еще больше усложнило попытки разработать единую стратегию в германских делах.

Возникший вакуум стали заполнять кликуши с учеными званиями и без оных, всерьез доказывавшие во «внутренних дискуссиях», будто существование ГДР является непреодолимым препятствием на пути новой внешней политики Советского Союза. Утверждалось, в частности: пока существует ГДР, ФРГ будет, мол, саботировать строительство общеевропейского дома, сохранятся военное присутствие США в Европе и НАТО, не затихнут раздоры в социалистическом содружестве. Подобные тезисы не только не облегчали неотложную задачу определиться по германским делам, но и затрудняли ее, вызывая естественные обеспокоенность и недоверие в ГДР. Здоровым зерном здесь было, пожалуй, лишь то, что надолго сохранить статус-кво действительно было невозможно и потому усилия в этом направлении в конечном счете неминуемо оказались бы контрпродуктивными.

Однако рационально и морально приемлемой программы действий не предлагалось: принесение в жертву своих союзников – цена абсолютно безнравственная и недостойная великой державы, принявшей на себя груз спасения человечества от неминуемой при старом мышлении ядерной катастрофы. Таким путем, естественно, мы не могли пойти. Но ведь были и другие пути. И наиболее логичным из них были бы внутренние преобразования в ГДР в направлении, которое подсказывалось советской перестройкой. Именно на это рассчитывали левые, прогрессивные, социалистические силы страны, для которых лозунги «Горби, помоги нам!» и «Долой стену!» сливались в единый лозунг спасения социалистического отечества.

Невмешательство во внутренние дела – принцип священный и обязательный к исполнению. Однако высказывать свое мнение – не только с глазу на глаз, но и во всеуслышание – отнюдь не значит нарушать этот принцип. Из чрезмерных опасений быть неправильно понятыми мы не решились даже членораздельно осудить решение Э. Хонеккера о запрещении распространения в ГДР советского дайджеста «Спутник» и блокировании других наших изданий на немецком языке.

Спору нет, в этой утрированной сдержанности был свой политический резон. Партийно-государственное руководство ГДР постоянно уверяло нас, что только оно в состоянии сохранить положение в республике под контролем и что любые «эксперименты» в духе советской перестройки положат начало таким процессам, которые неминуемо приведут к гибели социализма (понимаемого только как «реальный социализм») на немецкой земле и, следовательно, к исчезновению ГДР как государства. Руководители ГДР категорически отказывались понять, что завершение периода конфронтации требует по-новому обосновать целесообразность самостоятельного существования республики. Их главной заботой было убедить всех, что без них исчезнет и ГДР.

Официальную поддержку получила доктрина «системной обусловленности немецкой двугосударственности», согласно которой изменения в общественно-политическом строе любого из двух государств Германии вызовут их объединение. Безальтернативная, лишенная нюансов, исполненная самолюбования и не способная к учету реальностей линия политического руководства ГДР, построенная на принципе «или пан, или пропал», вела к тому, что любой совет немецким товарищам неизбежно воспринимался бы ими как попытка подорвать их позиции и тем самым вызвать внутриполитический кризис в республике.

Вот почему приходилось постоянно обращать внимание даже искренних сторонников нашей перестройки на то, что судьба социализма как модели общественного устройства решается главным образом в Советском Союзе и что основной вклад, какой ГДР может внести в успешный исход преобразований в нашей стране – это сохранять устойчивость и стабильность республики хотя бы на переходный период, в который мы вступили в 1985 году. В принципе так оно и было. Проблемы начинались лишь там, где надо было определять, какие способы в наибольшей степени могли обеспечить стабильность обстановки в республике. Впоследствии оказалось, что иммобилизм руководства способствовал расшатыванию устоев ГДР.

Подобное состояние дел можно четко проследить на примере так называемой «берлинской инициативы» в 1987-1990 годах, в рамках обсуждения которой отчетливо выявились особенности позиций всех заинтересованных сторон. Об этом стоит, видимо, рассказать поподробнее.

Первыми почувствовали подземные толчки надвигающихся тектонических сдвигов американцы. К середине 1987 года их ведущие политики стали все чаще упоминать о необходимости ликвидации Берлинской стены. Причем делалось это в кричащих пропагандистских тонах, характерных для первой части президентства Р. Рейгана. Но, судя по всему, руководство США преследовало при этом не только цели саморекламы.

Разумеется, в организованной как отличное театральное шоу речи американского президента перед Бранденбургскими воротами 12 июня 1987 года в центр внимания был поставлен призыв «Уберите стену!». Его злободневность подчеркивалась состоявшимися за неделю до приезда Рейгана в Берлин демонстрациями молодежи ГДР с аналогичным лозунгом, но только с противоположной стороны Бранденбургских ворот (эти демонстрации сопровождались столкновениями с полицией). В то же время президент США выдвинул довольно обширный перечень вопросов улучшения обстановки в Берлине и вокруг него для обсуждения в кругу четырех держав – СССР, США, Великобритании и Франции. Ряд из них – проведение международных конференций, встреч молодежи и спортивных мероприятий в обеих частях Берлина, усиление сотрудничества между ними – не могли относиться к этим державам. Согласно общей для нас и ГДР точке зрения, они входили в исключительную компетенцию ее властей.