Владимир Чернов - Искушения и искусители. Притчи о великих

Тут вдруг из-за кулис выдвинулся в полном составе хор имени Пятницкого. Приглашенный, видимо, изобразить русскую удаль и молодечество. Разрывая динамики, врубилась могучая фонограмма и дебелые певцы и певицы разинули пасти, практически в нее попадая. Они поводили плечами, разводили руками, притоптывали ногами, а в заключение под ту же фонограмму изобразили троекратное ура, вручив при этом жене благодетеля Мавроди торт, который вертлявые братья-ведущие тут же подхалимски обозвали хлебом с солью.

Все катилось к концу. Один Верник бесследно исчез, второй, видимо, принял за сценой что-то на грудь, стал абсолютно невнятен, нес ахинею, пугал девушек, восклицая почему-то при этом: «Плииз!» и «Ай донт спик инглиш!» — он потерял переводчика, о чем и сообщил какому-то гостю, произнесшему было длинный спич, так и оставшийся без перевода. Тот не огорчился, потрепал ведущего по плечу и сказал: «Ноу проблем!» — «Нет проблем? — заорал в восторге брат-Верник. — Это самое лучшее, что было сегодня сказано за весь вечер. Нет проблеммм!!!»

Потерял он и листок с именами участниц, и потому объявление им победительниц звучало, как текст на заседании комиссии ООН по жизненному уровню. «Пятое место, — упивался ведущий, — занимает Австрия. Четвертое — Германия! Вручите Германии цветы! А Королева мира — Швеция! Нет проблем!» И зал повалил на фуршет, забыв спросить у Верника, кто же там остался на третьем и втором месте. Нет проблем! Нах фурше! В красных, зеленых и желтых пиджаках, с длинными обнаженными спинами от Версаче, длинными волосами от Проктер энд Гэмбл, длинными ногами от Илизарова, покруче, чем на сцене. «Нормально посидели!» — сказал красный пиджак зеленому.

В эти дни в Москве не было бензина. Я влез в свою «Таврию» и попилил, прикидывая, хватит ли горючки до дому. И вдруг увидел бензовоз, только что подъехавший к заправке. Чудо, и никакой очереди! Я завернул, и тут нос мне срезала черная «Хонда», тоже отчалившая от театра. Я выполз наружу, размахивая руками: «Чего лезешь без очереди?» Из «Хонды» выпрыгнул сидевший в театре передо мной зеленый пиджак, сунул мне под подбородок ствол и спросил: «Хочешь в голове дырку? Запомни: я никогда не стою в ваших очередях!» — «Ну, все-все-все, — сказал я, — ты меня убедил». И он налил себе бензина. Я ехал и думал о том, что пистолет его был на предохранителе, а ноги он так хорошо расставил, и ничего не стоило взять ствол левой рукой, отвести, правой, костяшками, ткнуть ему в горло, подъемом ноги — в пах. В мягкой манере, в одно движение. На другой день рассказываю приятелю, тот даже расстроился: «И вокруг никого? И ты не отнял у него пушку?»

— Не отнял.

— Идиот. Сейчас у нас была бы пушка.

— А зачем нам она?

Он ничего не нашелся ответить. Действительно, зачем нам пушка? Все равно они нас победят, даже и без пушек. Да уж и победили, пожалуй.

И все-таки было на том вечере одно место, это когда во время фуршета устроился показ, и не просто мод, а нижнего белья. Семь девчонок-профессионалок все это демонстрировали. Я не помню, что там на них было надето, что-то воздушное, не помню, у них были потрясающие ноги, точеные тела, до которых далеко любительницам-королевам, но и это неважно, я смотрел в глаза их, когда двигаясь, как странные звери, подходили они к краю по моста и бесстыдно разглядывали обалдевших мужиков. И в волчьих глазах их было написано: «Что, козлы! Балдеете?» Вот это было шоу. Время тела. Время зверей.

Вечер. Синие огни. Дальние болота.Прогорают наши дни. Помирать охота.

Моя левая нога всосана трясиною,Моя правая рука проросла малиною.

Из ушей ползет лоза, отсырели органы,Мои желтые глаза плесенью подернуты.

Я на месяц погляжу: отвечай, подлюка!Для чего я тут лежу, между кочек с клюквою?

Змеи кажут языки, голосят лягушечки.Приползайте, мужики, собразим по кружечке!

Эх! Повалим напролом, завопим припевочки!Там, за лесом, — водоем, в водоеме — девочки!

У них косы — во весь рост, вот такие сисочки —вплоть до пупа, дальше хвост, значит — динамисточки.

Коготками проведут по спине, как вилами!Если только их и тут на уху не выловили.

Отзовитесь! Ни фига. Видно, мне поманило.Моя правая нога уперлася в мамонта.

Мамонт бивнем тычет в зад, помогает, дыбится.Спи спокойно, павший брат, мне отсель не выбраться…

Как сейчас помню. Юрмала. Баррикада перед входом в Дом творчества Союза композиторов СССР. Обтянутые пленкой могучие торфяные кирпичи. Над ними, как Буревестник, косая надпись «Аrsenàls» из длинных чулок, набитых чем-то. Видимо, торфом. Там, за баррикадой, Международный центр Нового кино собрал Международный кинофорум «Арсенал». Эти вздетые вверх кулаки заглавных букв! Из-за черной стены. Ультиматум погрязшему в разврате коммерции окружающему миру: масскульт не пройдет! Руки прочь от цитадели чистого искусства! Здесь стоять будут до последнего кирпича! Пилюлю вам! Придется проглотить!

Помню, как пробирался я через узкий пролом внутрь склада кинобоеприпасов. И как был схвачен внезапно, посажен на стул (вспышка!) — и шлепнут на месте. И как из машины напротив вытащили еще дымящийся пластмассовый квадратик, а на нем уже все мои данные и цветная фотография перекошенной мор… лица. И как прицепили квадратик к моему телу, и отпустили его наконец на свободу, и забыли о нем навсегда. Всем большое спасибо!

Помню еще, как втерся я в толпу киноведов, вальяжно шлявшихся туда и сюда, и уже как свое слушал зычные их голоса: «Однако, Фасбиндер, господа!», «Несомненно, но ведь Гринвей!..», «О йе-а! Но вот Осима! Опять нам привезли „Империю чувств“, где же „Империя страстей“? Это дискриминация, я считаю!»

Помню, как, судорожно полистав, открыл я на нужном месте Путеводитель по кинофоруму, излагающий сюжеты и сведения о творцах. «Фильмы Осимы „Империя чувств“ (1976) и „Империя страстей“ (1978) граничат с порнографией. Некоторые отрицают этот факт, воспринимая фильмы Осимы как поиски средств выразительности и киноязыка». Мы, здесь собравшиеся, естественно, как один отрицали, воспринимая. «Сорок половых актов, — сказала мне девушка-киновед с невыразимо умным лицом. — Представляете? Да хоть четыреста! А цвет! А этот тяжелый ритм, эта экспрессия! А вы кто? — спросила вдруг она. — Просто журналист?»

И толпа киноведов замерла, на миг ощутимо раздалась вокруг меня и, обтекая, плавно покатилась дальше, больше ко мне никто не обращался.