Между жизнью и честью. Книга II и III - Нина Федоровна Войтенок
Муж работал в военторге, шил одежду для высшего комсостава, в свободное время овладевал другой профессией — учился шить сапоги.
Жена воспитывала дочерей, а старших приучала к труду.
Как только началась война, Андрей Родионович сразу же отправился в военкомат с просьбой, отправить его на фронт. Но услышал отказ.
«Товарищ Коврижко, — было сказано ему строго, — сейчас массово формируются воинские соединения и части, создаются целые армии и фронты, а военторгов не хватает. Много работников уже ушло на фронт, вот вы и постарайтесь за них отработать. Будет необходимость, пойдёте и вы на фронт».
Андрей Родионович старался, и кроил, и шил с раннего утра и до поздней ночи, другой раз — и до следующего раннего утра.
Как-то в обеденный перерыв прибежала средняя дочь Оля с улицы вся в слезах.
— Почему нас ребята называют тыловыми крысами? — спрашивает.
— Крыса — она везде крыса, — успокаивала, как могла, мать. Она грызёт, кусает, людям жить мешает. Какие же вы крысы, если отцу помогаете шить гимнастёрки для солдат, вон, сколько вчера пуговиц пришили. Так что вы тоже для фронта, для победы работаете.
— Мамочка, а можно я про это мальчишкам и девчонкам расскажу?
— Конечно, Оля, расскажи, пусть и они помогают, чем могут. Скоро опять военторги будут закупать продукты для армии у населения.
Слёзы дочери сильно ранили Андрея Родионовича, и он, полный решимости, направился в военкомат.
Ему снова было сказано, что он на своём месте принесёт больше пользы, чем с винтовкой, что слава о его мастерстве разнеслась далеко.
— Война — это не только смерть, но и жизнь, а её надо благоустраивать, — говорил начальник. — Знаете, как на фронте ждут гимнастёрки, нитки, иголки, карандаши и бумагу, одеколон и лезвия, пуговицы, кисеты… Да, что я вам говорю, знаю, сколько посылок вы лично со своей семьёй отправили на фронт.
— Всё понимаю, — сказал Андрей Родионович, — но прошу вас, отправьте на фронт.
— Вы, товарищ Коврижко, в резерве. Это не я решал. Будет указание свыше, я вызову вас.
Семья Коврижко трудилась, не покладая рук. Андрей Родионович приходил поздно вечером и приносил с собой работу. Дочки старались наравне с отцом и матерью. Сначала девочки считали посылки, отправляемые на фронт, а потом сбились со счёта.
Андрей Родионович Коврижко (в центре). Порт-Артур.
Началась война с Японией. Андрей Родионович был направлен в Манчжурию в воинскую часть Порт-Артур. В сентябре 1945 года он прислал письмо жене, чтобы она возвращалась домой в Брянскую область.
С тремя детьми Анастасия отправилась на запад. Поезда, в основном товарные, были перегружены, приходилось сидеть на вокзалах по три дня. Время стоянок не объявлялось. Как-то на одной станции мать побежала в вокзал, чтобы купить, что-нибудь детям поесть и попить воды попить. Выбежала, а поезд тронулся. Что есть мочи помчалась, успела вцепиться в последний вагон, забралась на подножку, да так и ехала до следующей остановки. Пришла на радость зарёванным детям. Только через месяц добрались до почти разрушенного вокзала города Брянска. Потом добрались до Стародуба, где поджидал на лошади дедушка Вакула. Привёз в Дохновичи, разместились все в погребе, потому что немцы сожгли дома, забрали весь скот. Есть было нечего, собирали жёлуди, картошку гнилую, траву. Вот так и выживала семья Андрея Родионовича.
Сам он объявился на родине много позже и сразу же начал работать в Стародубе главным закройщиком. Он был единственный мастер на весь огромный цех. Надо было всех обеспечить работой по пошиву одежды. Он быстро и ловко наносил мелом чертежи на материале, а потом кроил электроножом. Его все очень уважали, ценили, в свою очередь, он тоже старался каждому уделить внимание, помочь. Его цех обшивал не только Стародубский район, но и железнодорожников Унечи. Успевал выполнять и военные заказы для солдат.
Поэтому редко Андрей Родионович навещал семью в погребе. Старался, копил средства для строительства дома. И построил красивый дом на берегу живописного озера…
Тут я могла бы и закончить историю о человеке с золотыми руками. Но было бы неправильно…
* * *Я хорошо помню Андрея Родионовича Коврижко — этого немногословного, часто задумчивого мужчину…
Перед глазами всплывает картинка моего бедного детства, в которое прорывалась иногда нехитрая радость — обноски. Если и случалось покупать обнову, то брали родители на вырост, лет этак на пять-шесть вперёд.
Я готовилась поступать в первый класс… Как же я мчала навстречу маме и папке, когда подружки сообщили, что мне купили зелёное пальто зелёное к школе! Даже дом помню, возле которого родители с улыбкой передали мне обновку. Я гордо шагала по улице, приподнимая руки кверху. Но мама вскоре забрала, боясь, что ручонки мои устанут, и пальто будет волочиться по пыльной дороге…
Пять зим согревало меня моё пальто. Опять картинка…
Сидят за столом папка и Андрей Родионович. Сидят, выпивают, закусывают и ведут разговор. Называют друг друга по отчеству.
«Родионович, — спрашивает мой отец, — никак нельзя моей дочечке пальто перелицевать?»
Андрей Родионович просит показать вещь. Повертев в руках, обращается к отцу:
«Осипович, ты же знаешь, в портном деле для меня нет невозможного. Но неужели ты
