Иван Пущин - Записки о Пушкине. Письма
Между тем отвсюду пишут и воображают, что я уже в дороге. Сестра говорит, что всякий день думает – пришлет Николай сказать, что я у него на даче их жду.
М. А. наняла уже квартиру и пишет, что достаточна и для женатого. Что с этим делать юноше твоему, который сидит на диване и нянчит ногу? Fatum! Берет иногда нетерпение, но я держусь, как умею.
Последняя почта привезла мне горькую весть! В Варшаве кончил свои страдания брат Петр. Он, бедный наш Веньямин, не дождался меня.
Прощай, друг верный. Скоро опять буду писать тебе уже в Марьино. С нас снято запрещение почтовой. Можем сами писать, и к нам доходят письма. Это распорядился сенат.
До зимы не едем, вереницей потащимся с Батеньковым вместе, который сюда будет.
Обнимаю тебя несчетно раз… Извини, что худо пишу. С больной ногой неловко сидеть.
Твой…
Отправлено 8 октября.
Прошу покорно Татьяну Ивановну немедленно передать или переслать это письмо Наталье Дмитриевне Фонвизиной.
189. М. И. Муравьеву-Апостолу
[Ялуторовск], 5 октября [1856 г.].
…Помолитесь за моего бедного брата Петра. Сию минуту получил письмо из Варшавы. Он 5 сентября там кончил земные страдания, которые два года продолжались. Похоронили его в Воле, где легли многие тысячи 30-го года.[485] Там теперь православное кладбище.
…В Нижнем все благополучно. Туда назначен губернатором Александр Николаевич Муравьев и просит, чтоб я у него остановился. Брат Николай уже меня ждет на дачу. Все они ждут, а мы ни с места, и, кажется, придется ждать зимы, нога моя шалит.
Верный ваш И. П.
190. Н. Д. Фонвизиной[486]
[Ялуторовск], 22–29 октября [1856 г.].
Сейчас получил, друг мой сердечный, твои листки 10 – 12-го из Нижнего. Прочитавши их, мне как-то легче стало сидеть, хотя, признаюсь, с трудом сидеть. Часто вспоминаю, как я лежал у вас наверху; обстоятельства тогда были не совсем те же, но то же испытание терпения. Теперь это испытание в больших и сложнейших размерах, и потому надобно находить в себе искусство с ними ладить…
Поверишь ли ты, друг мой тайный (эта таинственность нашего чудного сближения просто меня чарует, так что мне кажется, будто бы ты везде со мной – я тебя слышу, вижу, ощущаю, и тут же ты для меня неуловима, в общем смысле житейском), что я плакал, читая твои строки об Аннушке и Марье. Этого мало, что плакал один, а плакал при других, когда Якушкину читал это место, переменяя местоимение…
Досадно, что не могу тебя послушать, как Таня [Фонвизина] магически приказывает Юноше… Письмо твое меня застало; ноге несколько лучше, но все хромаю, когда приходится испытать процесс хождения… кажется, в первой половине ноября можно будет двинуться.
Вообще заколдованное дело для нас всех выезд из Ялуторовска. Мой спутник Иван Дмитриевич сам кой-как держится, но Вячеслав – сын Якушкина – все болен. Так, может быть, случится мне ехать одному, потому что отец не соглашается оставить сына здесь…
Сегодня проводил Батенькова, он погостил у меня трое суток. Поехал в Белев, Тульской губернии, предлагал взять Якушкина в крытом возке…
29 октября… Матвей только третьего дня вернулся из Тобольска… Матвей получил от брата приглашение в Хомутец. Все-таки они будут у тебя. Время выезда еще не определено… Теперь жду из Нижнего известия от Сергея Григорьевича и Батенькова.
Будь уверена, что я не выскажусь Марье, не потому, чтоб я был мастер в этом отношении, как ты говоришь, но потому, что это заветное дело сердечное недоступно для других. Это как будто какой-то тайник отрадный, боящийся чужого дыхания. До сих пор он только Киту доступен. Опять на то возвращаюсь, хотя сказал, что не буду писать об этом…
Ваня тебя целует. Юноша не смеет тебя целовать. Он целует твою пухленькую ручку.
191. Н. Д. Фонвизиной[487]
[Ялуторовск], 16 ноября [1856 г.].
…Послезавтра снимаюсь с якоря. Сажусь с Ваней в возок… Все предосторожности приняты…
Ты уже, верно, знаешь, что Евгений 11-го числа уехал. С ним Александра Васильевна в особой повозке на буксире…
И. Д. со мной не может ехать. Вячеслав все болен…
Мильон раз целую твою ручку.
Верный твой И. П.
Матвей отправляется вместе с Свистуновым около 25 ноября…[488]
192. Н. Д. Фонвизиной[489]
Екатеринбург, 21 ноября 1856 г.
Из 7-го номера пишу тебе два слова, добрый, сердечный друг. Вчера утром сюда приехал и сегодня отправляюсь в дальнейший путь. Эта даль должна, наконец, меня с тобой сблизить. До сих пор благополучно с Ваней путешествуем. Менее двух суток досюда спутник мой не скучает и на станциях не болтает с бабами. Они его называют: говорок – и меня преследуют вопросами об нем…
Пришел Бракман, брат Жозефины. Лошадей закладывают… Нога не совсем здорова…
193. И. А. Анненкову[490]
[Под Петербургом], 10 генваря [1]857 г.
Со взморья, с дачи брата Николая, пишу вам, любезный друг Иван Александрович. Приветствую вас, добрую Прасковью Егоровну, милую Наташу, Володю и Николая с наступившим новым годом. Всем вам от души желаю всего лучшего!
На днях узнал, что по желанию вашему устроен ваш выезд из Сибири; подробности этого дела описал вам Константин Иванович, и, верно, вы уже получили официальную бумагу. Сердечно радуюсь, что нет препятствий к оставлению Сибири.
Без сомнения, вы не будете медлить и воспользуетесь зимним путем. Назначение ваше в Нижний нисколько не обязательно, – если пожелаете переменить место служения, то это всегда можно. Впрочем, я надеюсь, что вам понравится иметь дело с А. Н. Муравьевым, и, во всяком случае, достигнувши Нижнего, вы на пути, куда бы ни вздумали направить полет. Вдобавок это место из самых дешевых для существования, что тоже не безделица. Итак, благословясь, снимайтесь с якоря. Отсюда вижу, как довольна Прасковья Егоровна возможности проститься с Тобольском. Помогай бог. Пожалуйста, не медлите – летний путь еще далеко и требует лишних издержек.
Оленька нетерпеливо вас ждет, я несколько раз виделся с нею, пока был в Петербурге, и сюда уже она приезжала с Константином Ивановичем.
Я вполне возвратом на родину насладился, одна только нога до сих пор мешает мне действовать. Это время еще не удалось заняться починкой ноги. Все надобно кого-нибудь из родных и друзей видеть. С самого Нижнего все отрадные встречи.[491] Когда-нибудь, бог даст, увидимся – потолкуем. Так время наполнено, что нет возможности заняться перепиской. Вера Ивановна Анненкова в числе многих, необыкновенно балующих меня. Эта женщина – с теплой душой. Восполняет ту дружбу и радушие, которые я везде встречаю. Когда увидите ее, сами в этом убедитесь.
