Клод Роке - Брейгель, или Мастерская сновидений

Отцу Хосе де Сегуэнца — тому самому, который высказал столь разумные соображения по поводу босховского «Сада наслаждений», — принадлежит следующая мысль: «В тот же год, можно сказать, в тот же месяц, когда был заложен первый камень этого храма, закончился Тридентский собор — положили последний камень в его здание. Ради утверждения и сохранения принятых Собором святых догм и статутов католический Король заложил первый камень цитадели и храма, в которых эти догмы и статуты утвердятся навечно, — и им будут повиноваться всегда». Король с восторгом вглядывался в свое творение, видя в нем зеркальное отражение себя. Он — новый Давид, ибо сражается за истинный Израиль, который есть Церковь; новый Соломон, ибо построил этот храм и, подобно древнему царю, владычествует над Иерусалимом; новый Моисей, ибо запечатлел в этом каменном здании, среди скал и пустыни, пред лицом неверных и мятежных народов, Божий Закон, Символ Католической веры. А эта усыпальница, в которой покоится тело императора, — она достойна соперничать с памятниками Ватикана и Рима. В то время как еретики пытаются опорочить монашеский уклад жизни и разрушают монастыри, король Испании воздвиг особый, колоссальный монастырь. В то время как они оскорбляют Мессу, он насадил безграничный лес месс. В то время как они презирают блеск католических церемоний и отрицают святость икон, он выкачал из всей Европы лучшие произведения тысяч живописцев, шпалерных мастеров, рисовальщиков картонов, бронзировщиков, литейщиков колоколов, ювелиров, вышивальщиков, изготовителей органов; он бросил в этот тигель чуть ли не всё золото Испанского королевства и Нового Света. В то время как они швыряли собакам мощи великомучеников и смеялись над культом святых, он собрал в сем новом Ковчеге Завета, где уже хранилась рука святого Лаврентия, самые священные реликвии: мощи святого Юста и святого Пастора, святого Филиппа, святого Варфоломея, святого Иакова — апостола Испании, и многих других. Эти мощи прибывали в специальных ящиках со всех концов христианского мира. Длинные вереницы верующих тянулись через всю Испанию, дабы проводить их к месту последнего упокоения.

Кажется, будто целый город вырастает из-под земли посреди этой пустыни. Двадцать подъемников с подвижными блоками работают между колоннами церкви. Сорок волов, меся грязь или вздымая тучи пыли, тянут телеги, нагруженные гранитными блоками, резными капителями, карнизами, пилястрами. В горах непрерывно стучат топоры и визжат пилы: там валят и обтесывают дубы и сосны. Тогда ли, когда король, сидя на большом камне, наблюдал за этим движением, ему пришла в голову мысль раздавить Фландрию, как он только что раздавил каблуком нескольких муравьев? Или это решение созрело в нем, когда он предавался пламенным и слезным молитвам? Разграбление церквей оказалось удачным предлогом для вмешательства. Ничто не доказывает, что король намеренно спровоцировал действия мятежников. С другой стороны, ничто из того, что мы знаем об этой преступной и безумной душе, не мешает нам подозревать его в подобном вероломстве. Угроза гибели наползает на Фландрию, как удлиняющаяся тень Эскориала. Король назначает ответственным за операцию герцога Альбу. 17 апреля герцог отплывает из Картахены на Сицилию, чтобы набрать там tercios.

Tercios представляют собой сводные полки, состоящие из трех родов войск: кавалеристов на арабских конях, вооруженных шпагами и копьями; пехотинцев, вооруженных пиками и алебардами; пехотинцев, вооруженных аркебузами и мушкетами, — это армия совершенно нового типа. Все бойцы считаются простыми солдатами, хотя среди них много людей благородного происхождения, а некоторые даже имеют право носить титул дона, которым обладает не всякий hidalgo.[138] Каждому прислуживают один или несколько слуг. Почти всех сопровождают сожительницы или жены. Брантом,[139] видевший их в Лотарингии, оставил запись: «Этих мушкетеров вы бы приняли за принцев, настолько они были надменны и столь гордо и грациозно вышагивали». А один историк позднее назовет их «ужасным вавилонским смешением испанских живодеров и итальянских содомитов». Поистине, инфернальные когорты! Эти войска никогда не ступают на испанскую землю: они упражняются во владении оружием, ожидая своего часа, на Сицилии или Сардинии, в Ломбардии или Неаполе. Все солдаты одеваются приблизительно одинаково: рубашка и пурпуэн,[140] шоссы[141] и чулки, башмаки, ропильи (короткие плащи-куртки с откидными рукавами); но наряды их выглядят весьма пестро, ибо таковы их вкусы, да и вещи постоянно приходится чинить, накладывая разномастные заплаты. Дополнением к описанному стандартному костюму обычно служат шляпы с перьями, большие отложные воротники, зеленые или пурпурные пояса, шелковые или атласные перевязи, носимые поверх кирасы. Они хорошо питаются, так как не только получают жалованье, но и промышляют добычу в деревнях. Если у них появляется повод жаловаться на офицеров или происходят задержки с выплатой денежного содержания, они тотчас поднимают бунт и избирают предводителя из своей среды. Они считают себя потомками альмугаваров — отрядов каталонских наемников, которые в XIV веке образовали военную республику и завоевали одно из греческих герцогств. Они — фанатики чести и имеют репутацию непобедимых.

Когда Европа узнала, что десятитысячное войско этих ландскнехтов выступает в поход, ее охватил смертельный ужас. Альба пересекает Альпы: жители Женевы думают, что Испания решила стереть их город с лица земли, и готовятся к обороне. Однако испанская армия обходит город стороной. Теперь очередь Доля и Безансона опасаться осады или штурма. Но ужасное воинство минует их и направляется к Люксембургу. Там — та же паника. Повсюду по пути следования армии население вынуждено обеспечивать ее продовольствием и размещать на постой в своих домах. В те местности, где последний урожай был не слишком обильным, вслед за солдатами Альбы приходит настоящий голод. Маленькие деревни затоплены этим чудовищным потоком вооруженных головорезов! Старые страхи становятся былью. На крестьян обрушиваются всяческие бедствия. Солдаты опустошают житницы и риги, сжирают скот, порой оказываются виновниками пожаров — по небрежению или по злобе. Все должны им служить, всё подчинено их нуждам. За три месяца до прибытия первых кавалеристов в Нидерланды для них уже собирают селитру, изготавливают порох и фитили, отливают пули, выковывают пики, сооружают мосты, ремонтируют дороги, закупают в Германии шлемы и кирасы. По пути Альба вербует новых солдат. В итоге на подходе к Семнадцати Провинциям испанская армия насчитывает уже около сорока тысяч наемников, не считая их жен и слуг.