Александр Василевский - Дело всей жизни. Неопубликованное

Верховный Главнокомандующий одобрил наши выводы и действия и предложил, исходя из благоприятной, сложившейся для нас на среднем течении Дона обстановки, наметить проведение новой (о ней уже шла речь в Ставке) наступательной операции силами Юго-Западного и левого крыла Воронежского фронтов, чтобы расширить фронт нашего наступления и нанести врагу дополнительный и, по возможности, как можно более чувствительный удар в общем направлении на Миллерово, Ростов. Предполагалось, что успех этой операции может создать условия для полного разгрома противника на южном крыле советско-германского фронта и вместе с тем, при наличии наших активных действий на тормосинском направлении, надежнее обеспечить с запада ход ликвидации окруженной группировки врага. Верховный Главнокомандующий приказал мне в ближайшие дни вместе с командующими Юго-Западным и Воронежским фронтами рассмотреть этот вопрос на месте и представить в Ставку соответствующие соображения.

В ночь на 24 ноября я дал командующим Юго-Западным, Донским и Сталинградским фронтами директиву, в которой излагались их задачи по ликвидации окруженной группировки на ближайшее время (вечером они получили устные распоряжения о действиях на следующий день). К участию в боевых действиях, начинавшихся с утра 24 ноября, для удара с запада на восток, привлекалась 21-я армия, усиленная 26-м и 4-м танковыми корпусами Юго-Западного фронта; с севера, от Клетской и Качалинской, вместе с уже наступавшими здесь 65-й и 24-й армиями должна была перейти в наступление от Дубовки 66-я армия Донского фронта; с востока – 62-я, 64-я и 57-я армии Сталинградского фронта. Общим для ударных группировок всех трех фронтов являлось направление на Гумрак: с выходом в этот район наших войск окруженные войска противника будут расчленены на мелкие группировки и не смогут оказать дальнейшего сопротивления.

Для обеспечения операции со стороны внешнего фронта окружения предусматривалось, что Юго-Западный фронт силами 1-й гвардейской и 5-й танковой армий прочно закрепит за собой позиции по восточным берегам рек Кривая и Чир с севера на юг и далее, по железной дороге, на участке Обливская – Суровикино – Рычковский с запада на восток, чтобы не допустить контрудара противника с юго-запада. С юга же, по линии Громославка – Аксай – Уманцево, обеспечение операции возлагалось на 4-й кавкорпус и стрелковые дивизии 51-й армии Сталинградского фронта.

С утра 24 ноября войска приступили к выполнению заданий. Но, к сожалению, ожидаемых результатов наступление не принесло. В наших исходных расчетах, на которых основывалось решение об уничтожении окруженного противника действиями с ходу, была допущена серьезная ошибка. По разведывательным данным из фронтов, принимавших участие в контрнаступлении, а также разведывательных органов Генерального штаба, общая численность окруженной группировки, которой командовал генерал-полковник Паулюс, определялась в то время в 85–90 тыс. человек. Фактически же в ней насчитывалось, как мы узнали позднее, более 300 тыс. Значительно преуменьшенными были наши представления и о боевой технике, особенно артиллерии и танках, и вооружении, которыми располагали окруженные фашисты. Мы не учли тех пополнений, которые поступали в соединения 6-й полевой и 4-й танковой немецкой армий в процессе их наступления и обороны, и огромного количества частей и подразделений всякого рода специальных и вспомогательных войск, попавших в «котел». Между тем личный состав этих войск в большинстве своем был использован в дальнейшем для пополнения боевых частей. Так, мы совершенно не принимали в расчет попавшие в окружение дивизию ПВО, более десятка отдельных саперных батальонов, санитарные организации и подразделения, многочисленные строительные батальоны, инженерные отряды из бывшей организации Тодта (возглавленной после его смерти Шпеером), части полевой жандармерии, тайной военной полиции и т. д.

В эти дни мы вместе с командующим Юго-Западным фронтом Н. Ф. Ватутиным работали над замыслом будущей Среднедонской операции. 24 ноября командующий артиллерией Красной Армии Н. Н. Воронов, командующий ВВС А. А. Новиков и я должны были встретиться с утра в штабе Воронежского фронта в районе Бутурлиновки с командованием этого фронта. В назначенный час мы были на ближайшем от Серафимовича аэродроме в районе Кумылженской. Был сильный туман, и предназначенный для полета транспортный самолет не смог прибыть. Как быть? Ведь я обещал Верховному Главнокомандующему 24 ноября работать в войсках Воронежского фронта. Кроме того, в нашем распоряжении на работу по рекогносцировке и по планированию предстоящей операции оставалось всего три-четыре дня. Пришлось настоять, чтобы нас отправили на фронтовых самолетах У-2. (Так в то время назывался самолет По-2.)

Через некоторое время появились самолеты, ведомые опытными летчиками. А. А. Новиков дал экипажам указания, в соответствии с которыми самолеты заняли свои места в строю после взлета. Туман продолжал сгущаться. Самолеты потеряли зрительную связь. К тому же, как и ожидалось, началось сильное обледенение. Машина, на которой я летел, вынуждена была приземлиться прямо в поле, километрах в тридцати юго-восточнее Калача(Воронежского) – на-Подгорной. Пришлось добираться по целине до ближайшего колхоза, затем на санях до шоссе, ведшего на Калач, и, наконец, на первой попавшейся грузовой воинской машине – к районной телефонной станции. Встретивший меня в Калаче секретарь райкома М. С. Василенко сообщил, что звонили из Москвы и сказали, что обеспокоены происшедшим. Меня более всего тревожила судьба самолета, на котором летел состоявший для поручений при мне А. И. Ручкин: у него находились секретные документы Ставки, предназначенные для командования Воронежского фронта. Связавшись по телефону с командующим фронтом Ф. И. Голиковым, я узнал, что из семи наших самолетов лишь один, как раз тот, на котором летел Ручкин, благополучно долетел до Бутурлиновки. Самолеты, доставлявшие Новикова и Воронова, совершили вынужденную посадку вблизи Калача. Мы условились с Голиковым о плане работы на завтра, после чего я доложил Верховному Главнокомандующему по телефону о случившемся. Ожидал замечаний, но их, к удивлению, не последовало.

Я и теперь вспоминаю этот неблагополучный перелет, доставивший много забот и тревог летному и руководящему составу, выполнявшему это задание. Пользуясь случаем, мне хотелось бы не только еще раз принести свои извинения командованию 734-го авиаполка и его летчикам, осуществлявшим перелет, М. Р. Баграмову, К. Я. Василевскому, П. А. Ганьшину, В. К. Зайкову, А. П. Назаркину и В. Д. Рыжову за риск, вызванный моим неосторожным приказом, но и сердечно поблагодарить их. Несмотря на исключительно тяжелые условия, эти командиры, обладавшие незаурядным летным мастерством, сделали абсолютно все для того, чтобы полет не закончился трагически. Особую признательность хочу выразить старшему лейтенанту Степану Константиновичу Ковязину, который тогда вел наш самолет. Позднее, работая над этими воспоминаниями, я, при содействии штаба ВВС, с трудом отыскал его. Находясь в запасе, товарищ Ковязин живет и работает сейчас в Донецке.