Игорь Цыбульский - Громов

Воспользовались модным в то время конкурсным замещением должностей.

Грачев собрал всех заместителей в своем кабинете и заявил, что ряд должностей будет выставлен на конкурс, в том числе и моя должность. «Вы, Борис Всеволодович, тоже можете участвовать», — обрадовал он меня. Мне все было понятно. Я просто встал и ушел.

Они не имели права меня увольнять, и при желании я мог бы затеять судебный процесс, который Грачеву вряд ли удалось бы выиграть.

Нашли выход — перевели меня в Министерство иностранных дел на как бы равноценную должность, соответствующую рангу заместителя министра.

Так как я тоже не мог уже оставаться в Министерстве обороны и работать с Грачевым, то на это предложение согласился.

Никого из своих сотрудников я не пытался забрать с собой. Считал, что молодые офицеры не должны лишаться хороших служебных перспектив. Я предполагал, что со мной вместе уйдут один-два самых близких человека. Всех поочередно приглашал к себе и говорил, что им лучше продолжать службу в министерстве, так как мое положение очень неопределенное. Однако они думали иначе. Например, Игорь Олегович Пархоменко, сейчас он первый заместитель председателя правительства Подмосковья, обиделся чуть не до слез и сказал, что пойдет со мной куда угодно даже без всякой зарплаты. Так же определились и другие. Почти все ушли со мной.

При встрече с министром мне удалось договориться о работе для них. Должности, конечно, были такие же фиктивные, как и моя, но, главное, мы все-таки оставались вместе.

Получилось, что в Министерство иностранных дел я ушел уже с группой единомышленников. За это я, пожалуй, даже должен поблагодарить Ельцина и Грачева. Они подарили мне настоящую команду, на которую я мог положиться полностью и начинать с ней любые дела.

Министром иностранных дел тогда был Андрей Козырев. Меня, кстати, удивило, что он, человек полностью преданный Ельцину, ко мне относился очень хорошо. Советовался, и не только по вопросам, касающимся военных дел. Приглашал на все коллегии. Каждый понедельник я там присутствовал, слушал доклады и сообщения. Все это было весьма интересно, но своей роли за столь короткое время я в МИДе найти не успел.

Одним интересным делом я там все же начал заниматься. Это был разоруженческий договор СНВ-1, и следующий договор уже готовили. По военным аспектам этих договоров я консультировал дипломатов.

Положение у нас было аховое. Все это время не платили зарплату. Министерство обороны нас тут же сняло со всех видов довольствия, а в Министерстве иностранных дел те должности, которые нам определили, не значились в штате.

В результате всех этих испытаний моя команда прошла суровую закалку и сформировалась полностью. Только два человека по различным обстоятельствам отсеялись, остальные и по сей день со мной.

Работа в Министерстве иностранных дел была интересной, но я понимал, что она временная. Нужно было как-то выстраивать жизнь в новых условиях. Думать теперь приходилось не только о себе, но и о людях, которые пошли на лишения и трудности, чтобы быть рядом со мной.

В марте 1995 года я ушел из МИДа, а в декабре этого же года был избран в депутаты Государственной думы. Так что в Министерстве иностранных дел мы проработали всего девять месяцев.

— Первая моя встреча с Громовым случилась, когда он был назначен командующим Киевским военным округом, — вспоминает Алексей Борисович Пантелеев. — Я служил там после академии начальником штаба мотострелкового полка в Луганске. Были сборы командиров полков, а я исполнял обязанности командира полка, и на этих сборах оказался самым молодым в звании майора. Громов мне задал вопрос о тактико-технических данных одного из вертолетов, сборы были посвящены применению армейской авиации. Отвечая на вопрос, я допустил ошибку. Он меня поправил.

Я, конечно, очень расстроился. Громов после Афганистана был для всех нас кумиром, и вот так неудачно я с ним познакомился. Но что было, то было.

Через два дня он прилетел к нам в дивизию, посетил наш полк, и я ему докладывал, как идет учеба. Громов осмотрел наш городок и, похоже, остался доволен. Такой получилась вторая встреча, и я очень радовался тому, что первое впечатление исправлено.

Время было тогда для военных трудное. Шло сокращение Вооруженных сил. На базу нашей дивизии прибывали войска из Европы. Весь наш полк предполагалось сократить.

Громов прилетал, чтобы проконтролировать подготовку к прибытию войск из Европы, возможности по приему техники и вооружений. Перед отъездом спросил, какие у меня планы на будущее. Разговор был хороший, доверительный. Он сказал, что ему не хочется, чтобы моя военная карьера закончилась, и посоветовал обратиться к начальнику Генерального штаба, чтобы меня определили на оперативную работу.

Борис Всеволодович, как я понимаю, предварительно переговорил обо мне с маршалом Ахромеевым, с которым был в очень хороших отношениях, и такое решение состоялось. Я попал в Генеральный штаб. Меня взяли, как у нас тогда говорили, на воюющее направление — снимать напряжение в горячих точках. Это была неспокойная и трудная работа.

Когда после ГКЧП Борис Всеволодович стал первым заместителем главкома Сухопутных войск, ему пришлось заниматься именно этими конфликтными зонами, и я стал работать у него, заниматься решением оперативных вопросов.

Нагорный Карабах, Абхазия, Южная Осетия, Средняя Азия. Все эти годы и после того, как он стал заместителем министра обороны, мне приходилось докладывать Борису Всеволодовичу обстановку и постоянно вместе с ним ездить в командировки по горячим точкам. В этот период я с ним познакомился ближе. Постепенно кроме служебных у нас возникли и чисто человеческие отношения. Я не могу назвать это дружбой, слишком большая разница и по возрасту, и в служебном положении, но я видел, что Борис Всеволодович относится ко мне с душевной теплотой и симпатией — это было для меня очень дорого.

Помню, как возникла ситуация с выступлением Бориса Всеволодовича на судебном процессе по обвинению генерала армии Варенникова в измене родине.

Валентин Иванович — старый товарищ Бориса Всеволодовича по Афганистану. Они пробыли там больше всех и одним указом награждены звездами Героев Советского Союза.

В период суда над Варенниковым я работал непосредственно в аппарате Громова офицером по особым поручениям и был в курсе всех дел. Так получилось, что мне пришлось соединять Бориса Всеволодовича с заместителем Генерального прокурора, который сказал, что Громову необходимо прибыть на процесс и ответить на ряд вопросов.

Я сопровождал его на этот процесс и находился в зале. Хорошо помню, что Варенникова и Громова встречали цветами, а их выступления сопровождались аплодисментами (такого в суде обычно не бывает). Не только зрители, но и многие судьи были на стороне Варенникова.