Александр Майсурян - Другой Ленин

— Во всяком случае, Владимир Ильич новыми поклонниками не обольщен…

— Почему же? Все-таки увеличивается толпа бегущих за колесницей победителя…

— Увеличивается беженцами из бывших октябристов?.. Владимира Ильича этим не обольстишь. Он умнее, чем вы о нем думаете…

Красная печать тоже не особо церемонилась со сменовеховцами, высмеивая их на все лады. Шутка: «Объявление. Опытный сменовеховец принимает заказы на изготовление, исправление и перемену вех из своего или из материала заказчика. Адрес: Контора «Накануне»». На одной из карикатур лозунг, который держат профессора-сменовеховцы («СМЕНА ВЕХ») превращается в другой — «ВАНЕ СМЕХ»…

Но сам Ленин вовсе не посчитал идеи сменовеховцев смешными. Наоборот, он увидел в них серьезных и сильных противников. И в этом, пожалуй, в очередной раз разошелся с большинством собственной партии…

В марте 1922 года, выступая на съезде партии, Ленин вкратце пересказал взгляды Николая Устрялова на то, что советскую власть ждет неминуемое перерождение. «Большевики… придут к обычному буржуазному государству, и мы должны их поддерживать. История идет разными путями», — рассуждают сменовеховцы. Некоторые из них прикидываются коммунистами, но есть люди более прямые, в том числе Устрялов. Кажется, он был министром при Колчаке. Он не соглашается со своими товарищами и говорит: «Вы там насчет коммунизма как хотите, а я утверждаю, это у них не тактика, а эволюция». Я думаю, что этот Устрялов этим своим прямым заявлением приносит нам большую пользу. Нам очень много приходится слышать, мне особенно по должности, сладенького коммунистического вранья, «комвранья», кажинный день, и тошнехонько от этого бывает иногда убийственно. И вот вместо этого «комвранья» приходит номер «Смены вех» и говорит напрямик: «У вас это вовсе не так, это вы только воображаете, а на самом деле вы скатываетесь в обычное буржуазное болото, и там будут коммунистические флажки болтаться со всякими словечками». Это очень полезно… Это действительно есть классовая правда, грубо, открыто высказанная классовым врагом. «Я за поддержку Советской власти в России, — говорит Устрялов, хотя он был кадет, буржуа, поддерживал интервенцию, — я за поддержку Советской власти, потому что она стала на дорогу, по которой катится к обычной буржуазной власти»… Гораздо лучше для нас, когда сменовеховцы так пишут, чем когда некоторые из них почти что коммунистами прикидываются, так что издали, пожалуй, не отличишь, — может быть, он в бога верует, может — в коммунистическую революцию. Этакие откровенные враги полезны, надо сказать прямо».

В предварительных заметках к этой речи Ленин записал: «Устрялов из «Смены Вех» как прекрасное противоядие против «сладенького комвранья». А на съезде Владимир Ильич подвел такой итог: «Такие вещи, о которых говорит Устрялов, возможны, надо сказать прямо. История знает превращения всяких сортов; полагаться на убежденность, преданность и прочие превосходные душевные качества — это вещь в политике совсем не серьезная. Превосходные душевные качества бывают у небольшого числа людей, решают же исторический исход гигантские массы, которые, если небольшое число людей не подходит к ним, иногда с этим небольшим числом людей обращаются не слишком вежливо».

В общем-то этими несколькими фразами Ленин (вместе с Устряловым) невольно предсказал будущее революции. Одного из его слушателей ждало «превращение» в генералиссимуса, в мундире с золотыми погонами на плечах (в которое, возможно, не поверил бы в тот момент и он сам). Некоторые другие слушатели стали его соратниками — маршалами и министрами… Что же касается многих и многих остальных, то с ними история в 1937 году обошлась, как известно, «не слишком вежливо».

Глава 13

Грани революции

Ленин приказал перебрасывать реки из Сибири на Запад.

Владимир Ильич изготовил книжку-азбуку.

Ленин создал два закона — не употреблять спиртное и учиться, учиться, учиться.

Октябрьская революция провозгласила своей целью ни много ни мало как «перестроить сверху донизу человеческую жизнь» (слова Троцкого). Что-то революции удалось изменить, что-то нет.

«Наш теперешний быт, — писал Ленин в 1923 году, — соединяет в себе в поразительной степени черты отчаянно смелого с робостью мысли перед самыми мельчайшими изменениями». «Сила привычки миллионов и десятков миллионов, — замечал он, — самая страшная сила». «Мы начали колебать и разрушать самые закоренелые предрассудки, самые твердые, вековые, заскорузлые привычки». «Прошлое нас держит, хватает тысячами рук и не дает шага вперед сделать или заставляет делать эти шаги так плохо, как мы делаем». «Когда наступает революция, дело не происходит так, как со смертью отдельного лица, когда умерший выносится вон. Когда гибнет старое общество, труп его нельзя заколотить в гроб и положить в могилу. Он разлагается в нашей среде, этот труп гниет и заражает нас самих. Иначе на свете не было… и не может быть».

Советский дипломат-невозвращенец Георгий Соломон пересказывал свой разговор с Лениным в декабре 1917 года.

— Мы забираем как можно левее!! — заявил Владимир Ильич.

— Все это очень хорошо, — стал осторожно возражать Соломон. — Допустим, что вы дойдете до самого, что называется, левейшего угла… Но вы забываете закон реакции, этот чисто механический закон… Ведь вы откатитесь по этому закону черт его знает куда!..

— И прекрасно! — воскликнул Ленин. — Прекрасно, пусть так, но в таком случае это говорит за то, что надо еще левее забирать! Это вода на мою же мельницу!.. И не нам, старым революционерам, бояться и этого эксперимента, и закона реакции. Мы будем бороться также и с ним, с этим законом!.. И мы победим! Мы всколыхнем весь мир…

— Пока что — не знаю, что будет дальше, — вы только уничтожаете…

— Верно, совершенно верно, вы правы. Верно. Мы уничтожаем, но помните ли вы, что говорит Писарев, помните? «Ломай, бей все, бей и разрушай! Что сломается, то все хлам, не имеющий права на жизнь, что уцелеет, то благо…» Вот и мы, верные писаревским — а они истинно революционны — заветам, ломаем и бьем все, бьем и ломаем, ха-ха-ха, и вот результат, — все разлетается вдребезги, ничто не остается, то есть все оказывается хламом, державшимся только по инерции!.. Ха-ха-ха, и мы будем ломать и бить!

— Я не совсем понимаю вас, Владимир Ильич, не понимаю какого-то так явно бьющего в ваших словах угрюм-бурчеевского пафоса… Но вот что. Все мы, старые революционеры, никогда не проповедовали разрушения для разрушения и всегда стояли… за уничтожение лишь того, что самой жизнью уже осуждено, что падает…