Протопресвитер Михаил Польский - Новые мученики российские

Ныне радуются и веселятся у Бога и почитают за ничто свои страдания земные, видя в преизбытке славу Божию, познав сами, что земные страдания ничто пред будущею славою.

Семнадцать долгих месяцев царская семья шла по тернистому пути к своей Голгофе, все выше становясь нравственно, озаряясь изнутри светом Небесного Града. Конец избранников Божиих венчал их начало. Государь вымолил себе у Бога супругу. Таким же даром Божиим явился им и их сын, выпрошенный у Бога. Все Богом данное Богу принадлежит. Им не дана до конца земного бытия полнота благоденствия. Государыня в первый день брака положила завет на вечный союз с мужем после смерти. Наследник российского престола в своих детских страданиях разрывал сердце родителей молитвою — «Господи, сжалься надо мною» — и услышан Богом и унаследовал лучшее царство. «Побеждающему дам сесть со Мною на престоле Моем, как и Я победил и сел с Отцом Моим на престоле Его» (Отк III, 21). Не роптавший, а молившийся, притесняемый и не жалующийся есть победитель.

Образ убиенного в Угличе царевича Димитрия через столетия воплощается в цесаревиче Алексее. Тогда насильственная смерть невинного восьмилетнего отрока дала основание Церкви причислить его к лику святых…

Подвиг страдальчества в семье с больным ребенком явился там, где была полнота царской земной власти. И здесь навсегда было оставлено памятование, что не все человеку возможно, но все именно в руке Божией и прежде всего крест, самим Богом на земле воспринятый и Им возлагаемый на Его верных, избранных детей. И крест этот здесь понесен с глубочайшим смирением. Какое ободрение всем крестоносным семьям!

Надо было, чтобы нам явился образец «домашней церкви» (1 Кор XVI, 19) апостольских времен, пример христианской семьи, назидание любви супругов и их детей к Богу и между собою. И откуда же? От царской семьи, от дома, стоящего на верху горы, от светильника, светящего с подсвечника. Правда, идеал нам показан оттуда, где он должен быть, но кто когда так выполнял свое назначение? И в какие времена? Во времена семейного развала, неверности, взаимного непонимания «отцов и детей», потери религиозного быта и самой любви к Богу.

Семейное счастье ничем никогда неомрачаемой любви в течение всех 24 лет брака (1894–1918) и любовь детей к родителям и их почитание в царственной седмерице — памятный знак для всех мужей, жен и детей. Там, где были даны условия облегчить труды родительского попечения о детях и сложить их на плечи других, не нерадели и не тяготились ими, и получили достойные плоды этих трудов воспитания. Какой пример!

Устроившие себе семейное счастье указывают путь женихам и невестам, дабы они с молитвою к Богу о помощи искали себе спутников жизни.

Семейство мучеников, пришедшее к Богу, ничего не потеряло из своих достоинств, но желают пред Богом всем того спасения и той семейной радости, которыми сами обладали. Любовь к семье у царственной четы не побеждала их любви к родине, и ради родины они готовы были жертвовать собою и семьею, что они доказали на деле. Однако и любовь к родине и семье не побеждала их любви к Богу. Бог, родина, семья — вот три служения императора, где сосредоточивалась его жизнь и вся любовь, но каждая ценность заняла подобающее ей место в его сердце.

В служении Богу последний император — славный деятель Церкви. Во главе всех мучеников российских из числа мирян стоит первый мирянин Церкви — государь, попечитель нужд ее, помощник архипастырям и пастырям в устроении дел церковных, строитель храмов Божиих, ревнитель церковного воспитания детей, благоговейный паломник святых мест, благочестивый молитвенник, прославитель памяти святых российских, за что одно уже достоин быть сопричтенным к их лику. Доблестный сын Церкви, он — достойный образец мирянам, рядовым членам Церкви, в служении ей. Говорят, что его сердцу была любезна мысль о восстановлении патриаршества и будто он предполагал, что в свое время, отдав царство сыну и расставшись с супругой, он бы сам воспринял патриаршее служение. Это так походит на государя. Образы патриарха Филарета и царя Алексея Михайловича, память о котором он восстановил в имени своего сына, были ему так близки, что навряд ли бы окончил свое царствование иначе, будь оно мирным.

Таков был среди нас представитель святой Руси, который за исповедание веры в эту святыню и был предан и убит.

Он нес на себе самоотверженно огромное бремя правления один, памятуя постоянно в своем одиночестве, что он даст ответ за все Царю царей там, на небе. И он знал, для кого он это делает. Не для себя: «Я берег не самодержавную власть, а Россию», сказал он в дни отречения, полагая, что только таким способом он охранял ее от торжества неправды и анархии. Верный своей священной клятве, данной им в день коронования, он должен был или страдать, или изменить своему призванию и очень легко добиться популярности среди кругов, искавших власти, но бывших к ней не только не способными, но и вообще неверными Русской истории, ее Церкви и христианской совести.

Исповедниками называются христиане, которые мужественно претерпели страдания и узы, темницы и ссылки за открытое исповедание своей веры.

И государь был умучен от маловерного, неверного и отступнического общества русских людей, ставших чуждыми принципам святой Руси, умучен как хранитель этих принципов. Он умучен, как слуга Божий, ограниченный в своей воле и власти только законом Божиим, законом правды и любви, которому и служил до смерти. За верность своей присяге, клятвенному обещанию, данному при восшествии на престол. За веру в святость своего миропомазания на царство и в свою ответственность пред Богом. За благочестие или за свидетельство Христовой истины своей жизнью, благодаря чему он стал чужд окружавшему его развращенному обществу. За правду русской жизни и культуры, дух которой в православии.

Самый акт отречения от престола явился выражением его самопожертвования ради отечества, проявлением наибольшей любви, полагающей жизнь свою за други своя. В дни отречения он говорил: «Я не хотел бы уехать из России, ее слишком я люблю; за границей мне было бы слишком тяжело». И когда выезд из России хотя бы на время войны представлялся необходимым для пользы той же России, он потребовал от временного правительства гарантии на «беспрепятственный приезд по окончании войны в Россию для постоянного житья».

Оставшись в России и находясь в заключении, государь не допускал ни того, чтобы семья была разлучена, ни того, чтобы покинуть территорию Российской империи. Государыня говорила: «Я ни за что на свете не хочу покидать России, так как мне кажется, что, если бы нам пришлось уехать за границу, — это значило бы порвать последнюю нить, связывающую нас с прошлым; мне кажется, что это прошлое погибло бы безвозвратно». В Тобольске она говорила: «Я лучше буду поломойкой, но я буду в России». «Предпочитаю умереть в России, нежели быть спасенной немцами». Вне России царская семья не представляла смысла своего существования.