Виктор Устьянцев - Автономное плавание
- Зачем? - спросил Матвей.
- Чтобы почаще вспоминал обо мне. Это очень стойкие духи. Французские, "Шанель". В Мурманске купила.
"Действительно стойкие", - подумал сейчас Матвей, торопливо надевая китель.
Выйдя за ворота гавани, он увидел на пригорке Люсю.
Пока он мылся, Люся успела начистить картошки, поставила ее вариться и даже накрутила на бигуди волосы. Заметив несколько седых волосинок, с грустью подумала: "А мне ведь всего тридцать лет!" Решила их выдернуть. За этим занятием и застал ее Матвей, выйдя из ванной. Потрогав бигуди, сказал:
- И с таким роботом я живу вот уже девять лет, восемь месяцев и девятнадцать дней.
- Скажите, какая точность! - притворно удивилась Люся. И, взглянув в зеркало, рассмеялась: бигуди и в самом деле были похожи на спиральные антенны роботов.
Она поставила на стол дымящуюся картошку, Матвей с наслаждением понюхал:
- Пахнет-то как здорово! А у нас только сушеная была, она, по-моему, вообще без запаха. Вот бы еще укропчик.
- А ведь есть же у меня! Совсем забыла. - Люся бросилась в кухню, накрошила укропа и зеленого лука.
- Отдохнуть тебе надо, - сказала она, озабоченно разглядывая Матвея. Попроси путевку в санаторий.
- Нет, я уже решил: поедем с Иришкой на юг. Хорошо бы и тебе с нами. Не поспешила ли ты с работой?
- Может быть, и поспешила. Но теперь меня не отпустят, на стройке сейчас самая горячая пора.
- Жаль.
- Когда ты сможешь поехать?
- Наверное, дней через пять, самое позднее - через десять.
- А не задержат опять?
- Не думаю.
- Я маме напишу, чтобы Иришку потихоньку собирала в дорогу.
Хорошо, что она не успела написать в этот вечер. На следующий день контр-адмирал Сливкин, выслушав доклад Стрешнева, сказал ему:
- Неделю отдохните, а потом еще поход. На этот раз недалеко. А после этого - в отпуск. Я уже договорился с начальником строительного управления, он даст Людмиле Ивановне отпуск за свой счет. Так что поедете вместе. О путевках я позабочусь.
- Спасибо, товарищ адмирал. Но мы уже лучше "дикарями" поедем. Не люблю я эти санатории, да и с дочкой хочется побыть.
- Ну, как знаете.
- Спасибо, - еще раз поблагодарил Матвей. - А как было воспринято сообщение о нашей встрече с лодкой?
- Как и полагается, весьма серьезно. Есть предположение, что она отправилась в тот же район, который вы обследовали.
Уже у самой проходной Стрешнева окликнули:
- Матвей! Подожди, черт, никак не угонюсь за тобой. Стрешнев обернулся и удивленно посмотрел на догонявшего его инженер-капитана первого ранга.
- Не узнаешь? Значит, богатым буду. - Голос знакомый, а вот чей?
И только когда из-под маленького, вшитого почти отвесно "нахимовского" козырька фуражки увидел темные, с зеленцой глаза в лукавом прищуре чуть припухших век, воскликнул:
- Андрей?
- Он самый, в натуральную величину.
С Андреем они еще лейтенантами начинали служить на дизельной лодке. Сейчас они долго тискали друг друга, обменивались тумаками.
- Вот это габариты! На каких это харчах отъелся?
- Все на тех же, флотских. А тебе, видать, не впрок...
Не удивительно, что Матвей не сразу узнал Андрея Бутова. Тот сильно располнел, даже брюшко обозначилось. Лицо стало круглым, над верхней губой появился косой багровый шрам. Только глаза и остались прежними.
- Вот ты, как мамонт, сохранился, - говорил Андрей. - Даже лысины не приобрел. А я уже ношу прическу тина "внутренний заем". - Андрей снял фуражку, и Матвей увидел, что его буроватые от седины волосы аккуратно зачесаны с затылка на темя и прикрывают довольно обширную пустошь.
- Ну, рассказывай, каким ветром тебя сюда занесло.
- Попутным, разумеется. Ночью пришлепали. Представляешь, кто меня встретил? Дубровский! Ну да ты же знаешь, ты тут уже давно. Устроил меня на ночлег в гостиницу, да еще такой "люкс" удружил! С пуфиком!
- И с перечнем инвентарного имущества. Тоже известно. Ты мне не об этом расскажи. С лодкой прибыл?
- Ну да.
- Уж не ты ли на ней механиком?
- Бери выше!
- Во флагманские выбился?
- Еще выше! Командиром. Пойдем, покажу тебе младшую "сестрицу" твоей лодки.
На лодке Андрея отвлекли срочные дела, он попросил Матвея подождать в каюте.
Сев в кресло, Матвей взял со стола газету. Но она оказалась трехдневной давности. Положив газету, Матвей пробежал взглядом по корешкам стоявших на полке книг. Уставы, наставления, "Правила предупреждения столкновений судов в море", шеститомное собрание сочинений Станюковича, англо-русский словарь, "Мореходная астрономия", двухтомник Хемингуэя, новое издание книги авиаконструктора Яковлева "Цель жизни". Это издание Матвей еще не видел и потянулся было за ним, но в это время за метил на столе толстую общую тетрадь в коричневом ледериновом переплете. Он сразу узнал се, это была та самая тетрадь, в которую Семен Проняков заносил свои "произведения на босу ногу". Открыв ее наугад, Матвей наткнулся на знакомое стихотворение:
Пожелтели под окнами клены,
Опустело заметно в саду.
Но по-прежнему здесь влюбленные
На скамейках признаний ждут.
Матвей даже вспомнил, когда именно Семен впервые прочитал ему это стихотворение. Ну да, в парке, Семен тогда еще грозился жениться на первой же встречной девушке. "Интересно, на ком он все-таки женился и женился ли вообще? И где он, как оказалась эта тетрадь у Бутова?" Андрей, войдя в каюту и увидев в руках Матвея тетрадь, вздохнул и грустно сказал:
- Это все, что он оставил после себя.
- А где он сейчас?
- Нет его. Вот уже третий год, как он погиб. - Андрей сел на диванчик и опустил голову.
Матвей долго смотрел на него, еще не веря услышанному. Наконец, проглотив подступивший к горлу тугой ком, сдавленно спросил:
- Как это случилось?
Андрей ответил не сразу. Зачем-то взяв у Матвея тетрадь, тут же положил ее на стол, потом снова взял, раскрыл, опять закрыл и только после этого заговорил:
- Случилось это в Охотском море. Мы получили сообщение, что средний рыболовный траулер попал в центр тайфуна и терпит бедствие. Ну, естественно, полным ходом направились туда. Через шесть с половиной часов были на месте. Когда всплыли, эпицентр тайфуна уже переместился на северо-запад, но если бы ты видел, что творилось на море! Такой свистопляски я не встречал ни до, ни после этого ни разу. Высота волны доходила до пятнадцати метров. И среди этой кипящей коловерти мы едва нашли траулер, вернее то, что от него осталось. Представь: кормовая надстройка снесена начисто, нос разворочен, листы обшивки, как содранная кожа, болтаются. Хода траулер не имел, потому что машины сдвинулись с фундаментов и линия гребного вала была погнута. К тому же капитан траулера был тяжело ранен, а помощник совсем молодой, растерялся... Надо было срочно снимать людей, потому что траулер мог пойти ко дну в любой момент, удивительно было, как он раньше не утонул. Ну а как снять? Обе спасательные шлюпки у них унесло за борт, остался только ялик, разве он удержится в этом чертоломе? И у нас спасательных средств, сам знаешь, кот наплакал... Подошли мы с наветренной стороны, подали линеметом капроновый бросательный линь, но его тут же, как бельевую веревку, обрезало. Надо было спускать бот. Не знаю уже каким чудом Семену с четырьмя гребцами удалось добраться до траулера. Сняли в первую очередь раненого капитана и еще шестерых матросов. А Семен остался на борту траулера... Мы держались всего в каких-нибудь ста метрах от траулера, а за три с половиной часа бот сумел сделать еще только два рейса. Когда на борту оставались Семен, помощник и радист, бот отправился в последний рейс. И... опоздал. Даже сквозь дикий рев океана до нас донесся страшный скрежет, и траулер камнем пошел ко дну... Мы потом еще двое суток крутились над тем местом, где он затонул.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});