Леонид Млечин - Холодная война: политики, полководцы, разведчики

Другие участники террористической группы (Виноградов В.H., Коган М.Б., Егоров П.И.) оказались давнишними агентами английской разведки».

Страну охватила настоящая истерия. Люди отказывались лечиться, принимать лекарства. Все медики подпали под подозрение. «Дело врачей», начатое Сталиным в январе 1953 года, было частью глобального замысла. Предполагалось провести несколько судебных процессов, где бы все подсудимые признались в том, что они — американские и британские шпионы и террористы.

Чекисты давно искали людей, связанных с американской и британской разведкой, в непосредственном окружении вождя.

В бюллетене бюро информации ЦК ВКП(б) № 69 от 15 ноября 1947 года говорилось: «После войны, когда американский империализм выступил в роли застрельщика и оплота реакции во всем мире, его разведка направила свои главные силы на борьбу против Советского Союза».

21 февраля 1948 года Сталину отправили протокол допроса Виталия Васильевича Зайцева, который работал в посольстве США в Москве шофером, потом состоял в административно-хозяйственном отделе. Он подписал показания, что «по заданию американской разведки» выведывал у Киры Аллилуевой сведения о жизни вождя.

Кира Аллилуева — дочь Павла Аллилуева, брата жены Сталина. После войны арестовали его вдову. Потом дочь. Виталию Зайцеву и Кире Аллилуевой устроили очную ставку. Арестованная Аллилуева свидетельствовала: «При встречах со мной в 1945–1947 гг. Зайцев назойливо расспрашивал меня о том, какие театры и как часто посещает Сталин, где еще бывает Сталин, где находится дача Сталина и его семьи».

21 июня 1948 года Сталин получил спецсообщение об аресте «террориста» художника Даниила Леонидовича Андреева, сына знаменитого писателя:

«Андреев пытался выяснить расположение дачи И.В. Сталина в Зубалово и подъездные пути к ней, но, узнав, что дача усиленно охраняется, как он сам признал, от осуществления своего вражеского замысла в этом месте отказался…

Андреев вынашивал мысль о покушении на И.В. Сталина в Государственном академическом Большом театре во время спектакля или торжественного заседания…

Несколько раз ему удавалось видеть, как машина главы Советского правительства, направляясь в город, не доезжая до Арбатской площади, сворачивала направо в Большой Афанасьевский переулок и через Малый Афанасьевский, минуя памятник Гоголю, выходила на улицу Фрунзе. Он изучал возможность произвести выстрел из квартиры зубного врача на улице Арбат, дом 9, по автомашине главы Советского правительства…»

Еще в июне 1947 года был арестован офицер главного управления охраны МГБ — заместитель коменданта сталинской ближней дачи подполковник Иван Иванович Федосеев. До Сталина дошли сведения, что его охранники устраивали пьянки, приводили проституток, угощались вином и продуктами, предназначенными для вождя. И вроде бы даже заглядывали в бумаги, лежавшие на столе у Сталина.

Подполковника Федосеева дважды допрашивал второй человек в партии Георгий Маленков. Подполковника держали в особой тюрьме для самых главных преступников. Федосеев жаловался следователю, что в камере «из разных уголков был шепот, шорох, кто-то все время говорил: «Признайся, признайся, ты предатель».

В 1947 году смертную казнь отменили, а в январе 1950 года восстановили.

1 марта Абакумов обратился к Сталину:

«В дополнение к представленному Вам списку арестованных изменников родины, шпионов и подрывников-диверсантов, которых МГБ СССР считает необходимым в соответствии с Указом Президиума Верховного Совета СССР от 12 января 1950 года осудить к смертной казни, — прошу Вашего разрешения рассмотреть в Военной Коллегии Верховного Суда и приговорить к смертной казни — бывшего сотрудника Главного Управления Охраны МГБ СССР Федосеева, обвиняемого в шпионской деятельности.

Следствием установлено, что Федосеев, находясь на особо важном объекте охраны, на протяжении ряда лет скрытно читал секретные документы государственного значения, их содержание выбалтывал в беседах с сослуживцами и своими родственниками…»

Абакумов также просил дать по пятнадцать лет жене Федосеева — Пелагее Андреевне и его брату Анатолию Ивановичу, тоже бывшему чекисту, сотруднику отдела контрразведки МГБ по Днепровской военной флотилии.

В апреле Сталин подписал первый список на расстрел, в который включили Федосеева. 18 апреля Военная коллегия Верховного суда оформила приговор. В тот же день его расстреляли. Маленков отправил одного из своих подчиненных из аппарата ЦК присутствовать при казни: а вдруг перед смертью подполковник еще в чем-то признается?

Федосеева избивали и мучили, чтобы он дал нужные показания. Он подписал протокол допроса, в котором говорилось, что приказ отравить Сталина получил от начальника личной охраны вождя Николая Сидоровича Власика. Министр государственной безопасности Семен Игнатьев доложил об этом Сталину.

Генерал Власик, в силу своей близости к Сталину, занимал особое место во властной иерархии Москвы.

Майя Плисецкая вспоминала, как перед появлением Сталина в Большом театре «все уборные собственной персоной обходит генерал Власик с вышколенной стайкой стройных адъютантов. Не здоровается, лишь жестко, пристально вглядывается до самой селезенки так, что мороз по коже».

Генерал Власик жил весело, пил и гулял на казенный счет. Привозил женщин на правительственные дачи, случалось, устраивал стрельбу прямо за обеденным столом — стрелял по хрустальным бокалам. Обарахлился трофейным имуществом. И в своей безнаказанности зарвался. Его отстранили от должности и арестовали. Обвинили в том, что в его окружении были американские шпионы.

На допросах в Министерстве государственной безопасности от Власика требовали признаться, что он раскрыл этим людям систему сталинской охраны. Следователи получили от министра госбезопасности Семена Игнатьева указание бить арестованных «смертным боем». Игнатьев объяснил, что товарищ Сталин, узнав, что Власика не били, высказал упрек в том, что следствие «жалеет своих»…

По словам дочери генерала Власика, «его все время держали в наручниках и не давали спать по нескольку суток подряд. А когда он терял сознание, включали яркий свет, а за стеной ставили на граммофон пластинку с истошным детским криком».

Начались и аресты врачей, лечивших членов политбюро: начальника лечебно-санаторного управления Кремля профессора Петра Ивановича Егорова, академика Владимира Никитовича Виноградова, который с 1934 года заведовал терапевтическим отделением Кремлевской больницы, и профессора-консультанта Владимира Харитоновича Василенко.