Михаил Пришвин - Дневники 1928-1929

Н. Н. Киселев. Инженер. Бросил технику, стал писателем. Связался с богемой. Во время революции его заставили строить мост. Его мост провалился, подавил рабочих. Чуть не расстреляли. Писательство так забыл, что не мог найти нигде книг, написанных им самим. Стал учителем. Схватил плеврит. Делали операцию, сломали в его теле зонд. Развился туберкулез. Он не любит меня как писателя. Мне тоже в его присутствии как-то неловко, все как будто боишься сказать в доме, где лежит больной, сказать о радости жизни. Да, конечно, если бы я сам был таким неудачником… и все-таки нашел бы силу говорить о радости жизни… Вот слабость! Да разве я-то сам не преодолел свою неудачу: чем же психоз лучше туберкулеза… Нельзя, однако, говорить начисто: «я преодолел», преодолевают неудачу, доставая запасы силы, собранные не самим собой, если там нет запаса (в натуре), то не преодолеть неудачу никакой волей, никаким характером. Что говорить о смирении… Смирение — это сбрасывание балласта, когда воздушный шар опускается.

Каждый из нас пущен в жизнь с таким огромным весом балласта, что если экономно смиряться, можно всю жизнь продержаться в воздухе. Сильные люди — это те, кто имеет много балласта. Слабому смирение не поможет: непременно опустится. «Ясно! Факт!» Смирение не что иное, как хозяйство и бухгалтерия сильного. Смиренный это значит — ведущий счетоводную книгу сознания. Были такие смиренники, что самое тело свое постепенно сбрасывали, как балласт, и так, высыхая, поднимались до звезд. Их высохшим косточкам, мощам, до сих пор поклоняются массы… Можно и не постепенно, а сразу сбросить весь балласт (отдать себя на распятие: героизм) и так создать себе «вознесение» («смертью смерть поправ» — значит, и тело свое пустил как балласт: оно полетело вниз, а шар поднимается выше, и шар падает, а газ все поднимается и распределяется в мире…)

Такой удивительный полет породил метод полета, рекомендованный церковью для всех, он состоит в принципе разделения существа человека на тело (балласт) и дух. Такой обман породил все обманы с ужасающими последствиями для всего человечества. (Вот откуда и у меня оглядка на бедного Николая Николаевича Киселева.)

Нет, надо признать, что балласт, который сбрасывает «смиренный» для полета, есть тоже сила, одаренность, притом не своя личная, а наследственный запас вроде торфа, сжигая который мы берем себе лучи солнца, подаваемые на землю тысячи лет тому назад.

Надо признать, во-первых, что есть люди, которым нечего сбрасывать в полете и они должны падать, во-вторых, нет воли, нет характера без материала…

(А материал — это сохраненная для нашего пользования воля — жизнь наших предков.)

Итак, Ник. Ник. Киселев, человек без наследственного балласта, неминуемо должен падать. Нельзя требовать от него смирения и любви. Само собой понятно, что падающие могут иметь огромные личные качества, что дает им возможность падать, как метеоры — это не потомственные, а личные граждане. Устрашающий блеск. Демон, черт, бес, мелкий бес… грех… подполье… декаданс… гордость…

Рябчики. Редко случается, рябчик выдержит стойку собаки, обыкновенно ведет она, ведет, и вдруг где-то в кустах пр-пр-пр! порхнет, и конец: рябчик где-нибудь растянулся на сучке в глухой елке, и ты его никак не заметишь, а он смотрит на тебя, выжидает и, когда враг очень близко, опять пр-пр-пр! только и слышишь…

Рябчик — чисто лесная птица, как глухари, там, где есть глухари, обыкновенно вблизи где-нибудь водятся и рябчики. Раз мы пошли на глухариные выводки. Собака причуяла и повела. Долго мы ходили за ней, и когда она останавливалась, обходили куст с разных сторон, чтобы по тому или другому взлетевшая птица показалась и можно было бы стрельнуть. Так в глухом лесу, в густом можжевельнике на кочках, волнуясь от каждого шороха, перекликаясь потихоньку, чтобы знать, где товарищ и не стрелять в пустоту, мы скоро измучились. Собака же бросила подводку и стала удивленно носиться кругами по следам, спрашивая лес всеми своими способностями о птицах, — куда они делись. И мы тоже думали о глухарях, что, вероятно, скот забрался сюда и перепугнул, а может быть, где-нибудь на полянке оглядел их ястреб, бросился и распугал. Мы думали о глухарях, а это были рябчики. Заслышав далеко нашу собаку, они неслышные вспорхнули на елки, и когда мы ходили под елками по следам, принимая за глухарей, смотрели на нас сверху все время.

Как ночуют в лесах. Мы рано утром вышли в лес на охоту. Вдруг небо стало темнеть и пошел дождь, сначала мелкий, а потом и сильней. Дело было поздней осенью, мокнуть в это время опасно. Мы поспешили на елань, — так называются в наших болотных местах лесные поляны. На болотной елани был целый город из стогов сена. Эти стога осокового сена тут остаются до сильных морозов, когда болото замерзнет и можно бывает из деревни проехать на лошади. Подошли мы к одному стогу и взялись себе делать от дождя зонтики. Делается это очень просто: надо как можно глубже запустить руки в сено и приподнять его вверх крышей над собой. Перестояв дождь под крышей, опускают ее и прихлопывают ладонями, чтобы дождь по прежнему гладкому боку скатывался и не проникал в сено. Если же надо укрыться надолго, провести в тепле холодную ночь, то из-под крышки надо сено выбирать столько, чтобы можно было самому залезть в нору и уснуть, как в постели. После это выбранное сено опять впихивают внутрь и бок непременно оглаживают. Моя собака так привыкла к моим пережиданиям дождя, что, когда я подхожу к стогу, мгновенно вскакивает на самый верх стога и там дожидается, когда я сделаю крышу для себя и для нее. В этот раз Кента не вскочила на стог, а, напротив, сделала стойку, и шерсть у нее поднялась, как по зверю. Я тронул стог. Она зарычала. Вспоминается мне один случай. Мужик поехал зимой в лес за сеном, ткнул в него вилами, а из стога барсук: это бывает, барсук иногда на зиму забирается в сено. Теперь время осени было позднее, барсуки ушли в норы.

«Уж не барсук ли в стогу?» — подумал я.

Взял я ружье наизготовку. Крикнул:

— Ну, барсук, вылезай!

И со всего маху ударил по стогу ногой. Вдруг после моего удара весь стог, как живой, ходуном заходил, сено зашумело внутри его и…

Я направил ружье в то место, где сено зашевелилось. Показалась голова. Человеческая была голова. Человек вылез из сена. Там он ночевал.

Так часто ночуют в лесах.

18 Сентября. С утра дождь. Мы натаскивали Дубца и Нерль.

1) Бекас. Дубец спихнул по ветру.

2) Два бекаса. Дубец потянул и после трех стоек подвел. По убитому твердо стоял.

3) Нерль потянула и после короткой стойки подвела и сняла. По перемещенному стала накоротке намертво. Бекас вновь переместился, и вновь она стала по нем накоротке. Это был бекас, по всей вероятности, пролетный, потому что очень плотно залегал, не как здешние, все уже пуганые.