Кристиан Дюверже - Кортес

В ночь на пятницу 2 декабря 1547 года Кортес умер от истощения сил, спокойно, без хрипов агонии, под тяжестью шестидесяти двух лет жизни, прожитой в воде и огне, верхом на коне на просторах двух миров. Никто так и не узнал, успел ли он уладить свои счеты с Богом. В общей сложности он прожил в Испании двадцать восемь лет и тридцать четыре года провел на американской земле: пятнадцать лет на островах и девятнадцать – в Мексике. Кортес не успел снова пересечь море-океан. Он окончил свой путь там, где началась его жизнь конкистадора, – в Севилье. Круг завершился в Испании, в году трех тростинок по индейскому календарю.

ЭПИЛОГ

Заговор трех братьев (1547–1571)

Даже после смерти Кортес остался изгоем, но изгоем парадоксальным, каким и был всю свою жизнь. Преследования со стороны властей не смогли побороть ни его популярности, ни влияния. Вся кастильская знать, все высшее духовенство, все ученые друзья, писатели и философы собрались на его похоронах в монастыре Святого Франциска Севильского 15 декабря 1547 года. Кортес удостоился королевской церемонии, но королевская месть продолжала над ним тяготеть.

Его капеллан последних лет отец Франсиско Лопес де Гомара составил «Историю завоевания Мексики», которая явилась, по сути, биографией конкистадора. Изданная в Сарагосе в 1552 году, эта книга тотчас получила немалый успех. Но после того как три испанских издания разошлись всего за год, последовал королевский запрет. 17 ноября 1553 года принц Филипп, регент королевства, подписал указ о запрете книги.[244] Отныне надо было быть французом, итальянцем или англичанином, чтобы иметь возможность оценить жизнь Кортеса через труд Гомары, который за пределами Испании был переведен на четыре языка и выдержал шестнадцать изданий за пятьдесят лет. В Кастилии Кортес оказался в черном списке и оставался там вплоть до 1808 года!

Столь яростное преследование испанскими властями умершего могло бы сегодня показаться патологией. Но все не так просто! Шло генеральное сражение за будущее монархии, а исчезновение с арены борьбы маркиза дель Балле не решало проблемы управления американскими владениями. У конкистадора осталась многочисленная армия сторонников как в Мексике, так и в Испании, францисканцы заняли прочные позиции, а замученные индейцы в ответ на разрастание бюрократической и чуждой колониальной администрации начинали идеализировать времена Кортеса. В довершение всего «новые законы», ущемлявшие интересы конкистадоров, были приняты испанскими пионерами в штыки. В Перу дошло до того, что в 1546 году Гонсало Писарро разбил в бою вице-короля Бласко Нуньеса Вела и приказал отрубить тому голову. По ту сторону Атлантического океана император еще не выиграл партию.

Карл V отрекся от испанского престола 16 января 1556 года, приняв постриг в монастыре иеронимитов в Юсте. Его сын взошел на трон 28 марта того же года под именем Филиппа II. Он всегда доходил до крайности в своей политике, направленной против индейцев. Филипп II стал теоретиком испанизации. По его концепции испанцы должны были «облагородить» Индии, другими словами, заселить их, не смешиваясь с индейцами. Эта политика сегрегации, естественно, противоречила убеждениям Кортеса.

По всей вероятности, уже где-то в начале 1560-х годов сыновья Кортеса встали в оппозицию политике, проводимой Филиппом II в Новой Испании. Неизвестно, кто задумал этот проект восстановления власти Кортеса через трех его сыновей. Это могли быть и францисканцы, и первые мексиканские креолы. Нет никаких указаний, позволяющих определить, от кого исходила инициатива этого демарша. Но дети конкистадора стали душой «заговора». Таковы факты.

К 1560 году вице-король Луис де Веласко, сменивший на этом посту Мендосу, оказался в затруднительном положении. Будучи воинствующим приверженцем «Nuevas Leyes», он поссорился с потомками первых конкистадоров. Кроме того, он настроил против себя и всех францисканцев, приняв сторону доминиканцев и их предводителя Монтуфара, сектантски настроенного нового епископа Мехико. Хотя вице-король и принимал меры по защите индейцев, они не испытывали к нему никакой признательности, ежедневно сталкиваясь с политикой испанизации, проводившейся Филиппом II. В условиях роста всеобщего недовольства, лишенный поддержки масс, Веласко стал объектом нападок членов Аудиенции, желчно доносивших о своей обеспокоенности Совету Индий. Король принял решение, что отныне делами Новой Испании вице-король и Аудиенция будут управлять совместно. С каждым днем страсти накалялись, и исполнительная власть была парализована.

При сложившихся обстоятельствах мексиканские оппозиционеры разработали сценарий выхода из кризиса. Если они являются духовными наследниками Кортеса, то почему бы им не обратиться к его потомственным наследникам и не захватить власть? Заговорщики распределили обязанности: францисканцы берут под контроль индейцев, креолы уговаривают Луиса и двух Мартинов вернуться в Мексику, а остальные занимаются поиском союзников в Совете Индий. Предполагалось с большой помпой встретить возвращение плоти от плоти Кортеса в Новой Испании.

Францисканцы приняли самое оригинальное участие в этом тщательно подготовленном заговоре. Они придали ему воистину божественный размах! Некоторые из монахов стали в силу обстоятельств большими знатоками древних идолов. Общаясь с индейцами, они в скором времени приобрели глубокие знания о верованиях, ритуалах и церемониях доиспанского периода. Среди главных этнографов цивилизации науа, встречавшихся с Кортесом, выделялись такие имена, как д'Ольмос, де Мотолиния и де Саагун. Возможно, именно последний «изобрел» знаменитый миф о возвращении Кецалькоатля, на который впоследствии было потрачено столько чернил.

В пантеоне ацтеков имелось любопытное божество Кецалькоатль – Змей с зелеными перьями. Этот Кецалькоатль ассоциировался с планетой Венерой, имеющей странный цикл: она видна вечером, затем исчезает, появляется на заре как утренняя звезда, снова исчезает и вновь появляется уже как ночная звезда. Этот цикл смерти и возрождения, эта смена дня и ночи придавали Кецалькоатлю цикличный характер, полный исчезновений и возвращений. Эти мифические черты и подсказали неизвестному толкователю мысль связать образ Кецалькоатля с Кортесом. Францисканцы применяли высокоэффективную практику едва прикрытого синкретизма. Так, в 1531 году Дева Мария заменила собой древнюю богиню Тонацин, «Нашу Мать», в соборе Божьей Матери Гваделупской в Тепейаке.

Поскольку в характере Змея с зелеными перьями было уезжать и возвращаться и по науанскому мифу в последний раз его видели на востоке, на берегу «небесной воды», не составляло никакого труда представить Кортеса, прибывшего морем со стороны восходящего солнца, реинкарнацией древнего индейского божества. Эта реконструкция мифа, видимо, была осуществлена спустя более сорока лет после конкисты, когда из ее участников в живых не оставалось уже почти никого! Обожествление Кортеса стало возможным, поскольку героические времена его Пребывания в Мексике относились теперь индейцами к очередному циклу.[245] Но на самом деле тайный труд францисканцев над мифом о Кецалькоатле был нацелен не столько на индейцев, сколько на креолов, нуждавшихся в легенде об их происхождении. Представить Кортеса воплощением ацтекского бога, пришедшего вернуть себе свои владения, значило узаконить присутствие первых испанцев. Кортес уже не был завоевателем-чужестранцем, уничтожившим исконную цивилизацию, а стал индейцем среди индейцев, вернувшимся к своему народу после долгих странствий. Переработанная версия мифа, в которой личность Кортеса смешивалась с фигурой Кецалькоатля, имела такой успех, что и сейчас составляет неотъемлемую деталь примитивно-вульгарных рассказов о конкисте.