Борис Васильев - Скобелев

— Что такое Денгиль-Тепе?

— Форт, на который опирается вся оборона Геок-Тепе. Скажи генералу, что снарядами стен ему не разрушить. Нужно взрывать минными подкопами.

— Много ли в крепости воинов?

— Всадников — тысяч двадцать пять, а может, и все тридцать, не считая моих джигитов. Если мне не удастся увести своих женщин и детей, я буду вынужден помогать текинцам. Вынужден, ты должен меня понять, Млынов.

— Я понял тебя, сердар.

— И объяснить генералу Скобелеву.

Последнее Тыкма-сердар произнес, выделив каждое слово, и капитан понял, что их свидание состоялось только ради этой фразы. Тысяча верблюдов и впрямь оказалась всего-навсего бакшишем, о котором тут же вспомнил сердар.

— Верблюдов тебе отгонят сегодня, но не на рынок. Знаешь три сухих колодца?

— Я найду их.

— Не позабудь заодно найти обещанную муку.

— Я исполню свое обещание, сердар. Если у тебя нет возражений, я доложу о нашей встрече Скобелеву, как только он сюда прибудет. И все ему объясню.

— Постарайся, чтобы при этом не оказалось лишней пары ушей, Млынов. Это может стоить мне головы, но я и тогда не пожалею о встрече с тобой. Особенно если генерал всем сердцем поймет твои объяснения. Мой народ заблудился в зыбучих песках, засыпавших его колодцы, и я поклялся на Коране вывести его к жизни даже обрывистой тропою неверности.

— Ты правильно выбрал свою тропу, сердар. Не тревожь понапрасну совесть.

— Ты все понял, и ты все объяснишь генералу, — сказал Тыкма-сердар, поднимаясь с ковра. — А сейчас тебе пора в обратный путь. Скоро начнет светать…

Глава третья

1

Михаил Дмитриевич и впрямь намеревался прибыть в Закаспийский округ в начале зимы и прибыл бы непременно, если бы не был корпусным командиром. Требовалось не столько разместить подчиненные ему части — это была еще половина хлопот, — требовалось устроить солдат на зимние квартиры, но казарм не хватало, а те, что были, нуждались в ремонте. Скобелев всегда доверял подчиненным ему офицерам как в ученьях, так и в сражениях, давно взяв это за правило, но определить именно на эту, первую послевоенную зиму солдат, большинство из которых он доселе не знал, поскольку на войне никогда с ними не встречался, решил все же сам. Лично, никому ничего не передоверяя. Он считал, что солдаты должны были перезимовать в тепле и в удобствах, — особенно в отсутствии командира корпуса, которого они пока еще знали только по слухам да по звонкому имени. Генерал Скобелев обязан был и в мирное время остаться тем же генералом Скобелевым, что и на войне.

Он сам нашел подрядчиков, сам, вникая в детали, обсудил с ними не только здания новых казарм, но и ремонт старых зданий, ежедневно заезжал на работы, выделил по первой же просьбе строителей полуроту нестроевых солдат для земляных работ и вывоза мусора. Он очень спешил, понимая, что его присутствие в южном Туркестане куда важнее, нежели эти тыловые заботы и… И никуда не выезжал.

— Кажется, впервые генерал Скобелев не торопится на театр военных действий.

— Может быть, наш главный актер вообще решил никуда не ездить, намереваясь отделаться финальной фразой в Зимнем дворце: «Победа подана, Ваше Императорское Величество».

Эту фразу привезли из Петербурга, а шепнули в Минске. Скобелев очень обиделся, но промолчал. Строительство казарм видели все, а что скрывало это строительство, замечали весьма немногие, и Михаила Дмитриевича такое положение дел вполне устраивало.

В Красноводск уже выехали топографы и путейские инженеры. Железная дорога от берегов Каспийского моря в глубь пустыни уже проектировалась, просчитывалась и прокладывалась на топографических картах. Заказы на рельсы, стрелки, шпалы, костыли и прочее оборудование уже шли тернистой казенной тропой. То же касалось паровозов и подвижного состава, и капитан Макаров Степан Осипович уже готовился принять под свое начальствование Каспийскую флотилию и все грузовые суда, выделенные для перевозок.

А ведь никуда не делись и болгарские дела. Наоборот, после Берлинского конгресса[59], поставившего жирную дипломатическую кляксу на все русские победы, жертвы и надежды, Болгария оказалась разделенной на независимое Болгарское княжество на севере и турецкую зону на юге, названную Румелией. Именно там претворялась в жизнь Скобелевская идея военно-спортивных организаций, сведения о которых регулярно шли по Минскому адресу. По тому же адресу приходили и частые письма от Ольги Николаевны, оставшейся продолжать дело сына мирным путем забот о последствиях жестокой войны. Забот о сиротах и беженцах, о больных и раненых.

«Я тоже влюбилась в Болгарию, в ее народ, который чтит моего сына как национального героя. Я сделаю для нее все, чтобы она поскорее залечила свои кровоточащие раны…»

Наконец, существовал еще один, минский, якорек, о котором не знал никто, даже горячо любимая матушка. Им оказалась Екатерина Александровна Головкина.

— Если некоторые женщины грешны по собственной воле, то все мужчины греховны изначально, Михаил Дмитриевич. Этого, надеюсь, вы не отрицаете.

— Отрицаю решительно. Ева соблазнила Адама, протянув ему надкушенное яблочко.

— Легенда — не аргумент. Даже библейская.

— Всякая легенда основана на тысячелетних изучениях человеческой натуры…

Он злил ее, не желая этого, потому что неосознанно преследовал иную цель. Екатерина Головкина виделась ему редутом, который требовалось не просто сокрушить, но подчинить, заставить капитулировать, признать его волю. Сокрушить было можно, но с капитуляцией и признанием его воли пока не удавалось. Игра была азартной, а перед азартом Скобелев был бессилен: азарт затягивал его, увлекал, приятно тревожил, а время шло.

— Женщины спасают человечество от страшного мужского порока. Если бы не мы, Михаил Дмитриевич, сильный пол давно бы захлебнулся в бочке с вином.

— Весьма самодовольное утверждение, Екатерина Александровна, — говорил Скобелев, пряча улыбку в надушенных бакенбардах. — Американский доктор Вильямс убедительно доказывает прямо противоположную точку зрения. Согласно закону, открытому Дарвином, пьянство освобождает общество от никчемных особей, потомство от которых иметь нежелательно и даже опасно. Ранее это делали дуэли и бесконечные поножовщины, в которых погибал слабейший, милые дамы получали здоровых детей, и прогресс шел семимильными шагами.

— Признайтесь, Михаил Дмитриевич, что вы только что придумали этого Вильямса.

— Отнюдь, Екатерина Александровна. Макгахан привез мне журнал, который я готов завтра же представить вам.