Лестер Хемингуэй - Эрнест Хемингуэй. Обреченный победитель

Все годы после катастроф в Африке и до повторного визита Эрнеста в Европу я постоянно писал ему, но не было никакой уверенности в том, что он получал мои письма.

Я опубликовал роман, повторно женился и сделал некоторые вещи, которые могли показаться ему интересными. Именно в это время Эрнест расспрашивал наших общих друзей, с которыми виделся, таких, как Джон Гроут, и других, с кем он вел переписку, в особенности Харви Брейта. Его беспокоило, почему он не получает от меня никаких вестей и что они слышали обо мне. В конце концов письмо, отправленное мною в Испанию, попало ему в руки. В ответном послании он рассказал о личных и общественных событиях, своем творчестве и о других вещах. Его привела в ярость единственная строчка в описании одного из героев моего романа. Я вспомнил его совет на борту «Финки», это произошло уже после войны:

– Никогда не стесняйся назвать грязную лопату своим именем. А в отношении отрицательных героев сыпь самыми грязными словами, если ты знаешь, что они этого заслужили. И к хорошим парням мы подходим так же, но более мягко. Нет ценностей, кроме правды, как ты ее понимаешь, чувствуешь и создаешь в своем воображении. Никто не подал на меня в суд в Англии за книгу «И восходит солнце», хотя ее герои имели весьма реальное происхождение. Некоторым льстило собственное сходство, но иногда и они злились. Так что не обращай на это внимание. Если писатель не может вытворять со словами то, что делают мультипликаторы или художники с линиями, то ему лучше сочинять речи для политиков, где главное объем, а не суть.

Всю осень 1955 года Эрнест работал на Кубе вместе с Спенсером Трейси над эпизодами фильма «Старик и море». Эрнест, Спенсер и Леланд Хэйуорд договорились, что поделят на троих доходы от проката фильма за свое участие в нем в качестве писателя, актера и режиссера-постановщика. Но в съемке происходили бесконечные задержки. Команда операторов была прекрасной, но ураганы «Хильда» и «Айон» разрушили весь график штормовыми ветрами и насыпями, что остановило всю работу. В погожие дни Эрнест проводил от восьми до девяти часов на штурманском мостике «Пилар», маневрируя судном для проведения съемок. Затем он, шатаясь, шел на берег, где перед ужином его досуха растирал Джордж Браун, а потом Эрнест валился спать до следующего дня.

15 сентября были отсняты основные кубинские сцены фильма, но Эрнест пребывал в полном разочаровании. Он заявил, что как писатель он обязан быть преданным своему делу. Он должен продолжать работать над этой вымышленной историей одного человека, и не важно, насколько поглощающей может стать работа над фильмом. Он смирился с вынужденным перерывом из-за приближающейся зимы. Следующей весной другая команда операторов отправилась вместе с ним в Перу. Там надеялись поймать гигантского марлина для съемок финальных сцен картины.

За первые четырнадцать дней непрерывного лова марлин совершенно не клевал. За следующие две недели шесть рыб попадались на крючок, и лишь четыре из них удалось вытащить на палубу. По всем меркам, это были большие марлины. Их размеры превышали четырнадцать футов. Но они не были гигантскими, а для фильма требовался именно такой. В итоге для получения желаемого эффекта пришлось обратиться к голливудским киносъемочным хитростям. Что-то оборвалось в Эрнесте, когда это решение было принято.

В 50-х годах в письмах к Харви Брейту, в разговорах с друзьями и комментариях во время занятий любимыми видами спорта Эрнест сделал больше проницательных наблюдений, чем большинство людей за всю свою жизнь.

Его интересы были безграничны. Он следил за событиями в мире по газетам, журналам, книгам, приходившим к нему со всех уголков земного шара. Со всех сторон шли посетители, приглашения и всякие отвлекающие предложения. Несмотря на это, Эрнест постоянно работал. В письмах к Харви Брейту он отмечал, что одной из проблем работающего на Кубе писателя является отличная форма ранним утром и завершение работы к полудню, до того, как пот начнет стекать по рукам, портя бумагу. Эрнест делал предсказание результатов боксерских поединков, которые на две трети оказывались верными. Как-то, пребывая в таком настроении провидца, он заключил пари, что преступность победит Кефаувера, Эйзенхауэр – Трумена, а налог на доходы – Хемингуэя.

Когда Чарльз Фентон издал книгу «Учение Эрнеста Хемингуэя», Эрнест прокомментировал, что Чарли в отношении сбора информации поработал как настоящий агент ФБР. Но он упустил такие факты, как индейская кровь Хемингуэев со стороны Эдмундсов, а также то, что, когда Льюис и Кларк отправились на запад, они встретили человека по имени Хэнкок, находившегося там уже многие годы, и что один из наших дядей был награжден Сунь Ятсеном в Китае во время медицинской миссии от протестантской церкви.

К южанам у Эрнеста было особое отношение. Он следовал правилу не верить никому с южным акцентом, если это только не негр. При написании романов он советовал иметь уверенность монтажника стальных конструкций, особенно когда ты достигаешь уровня семьдесят второго этажа. Эрнест говорил, что в недалеком прошлом были свои замечательные люди. К ним он относил Сервантеса и Челлини. Среди современных авторов он с любовью относился к Джорджу Оруэллу, Эдвину Балмеру, Эдвину Фуллеру, Джону Пил Бишопу, Оуэну Уистеру, а также Дос Пассосу и Маклейшу.

Харви Брейт отказался попросить Эрнеста написать предисловие к его книге об интервью с писателями, хотя ему настоятельно советовали сделать это. Он посчитал эту просьбу лишним беспокойством. Когда Эрнест узнал об этом, то написал Харви замечательное письмо, предложив, чтобы этот почетный труд взял на себя его младший коллега Уильям Фолкнер. Он сказал, что лично заплатит Фолкнеру 350 долларов за написание предисловия, пока он, вовсе не из-за финансовых соображений, будет писать конкурирующее предисловие, основанное на интервью с Дейти, которого он, несомненно, сможет добиться. Ему лишь стоит объяснить обстоятельства и удостоиться чести появиться там вместе с Фолкнером.

В 1956 году, вскоре после рождения у Харви сына Себастиана, Эрнест и Мэри неделю гостили у Брейтов в Нью-Иорке. Эрнест стал крестным отцом мальчику. По словам Эрнеста, это был единственный раз, когда в Нью-Иорке у него не было дел и он предавался развлечениям.

В письме к Марлен Дитрих Эрнест рассказал о своей новой работе. Он сказал, что это гораздо лучше, чем большая поэма о войне, которую он написал зимой во время наступления на Арденны. Он хотел, чтобы это произведение было у нее, если она вдруг окажется в его краях. Он добавил, что у Марлен всегда будет он, где бы она ни находилась, поскольку он беззаветно любит ее, и никто еще так не любил ее, как он.