Илья Серман - Свободные размышления. Воспоминания, статьи

Итак, была «мировая мечта, что кружила нам голову»524, о ней семинаристы Сельвинского писали свои стихи с искренней убежденностью.

Но и действительность отложилась всей своей тяжестью в сознании переживших 1936 – 1938 годы. Об этом у Слуцкого сказано так:

Студенты жили в комнате, похожейНа блин,нo именуемой «луной».А в это время, словно дрожь по коже,По городу ходил тридцать седьмой525.

Именно эти годы заронили в сознание новой, в пореволюционную пору выраставшей, формировавшейся и ни в чем не сомневавшейся интеллигенции сомнения в самой сущности системы, прикрытой официальной ложью.

Так что слова о воспитании «в годы пятилеток» надо дополнить тем, о чем думали, но боялись говорить. Так в идеологическом мифе поколения Слуцкого появилась трещина, и неизвестно, к чему бы пришли носители этого расколотого сознания, если бы не Вторая мировая война, где у Слуцкого и его друзей-поэтов появился давно ненавидимый враг – нацизм. Преступления сталинского правления были отодвинуты в дальний угол сознания. Опыт четырех военных лет очень сложно отразился в душе и сознании Слуцкого. Это отражение не было прямым – достаточно сказать, что не победы и полководцев изображал он в своих стихах, а солдат, героев и жертв войны. Победный марш по Европе, знакомство с жизнью в Румынии, Венгрии, Австрии – все это должно было очень расширить горизонты сознания выпускника Литературного института им. М. Горького.

Война заставила посмотреть иначе на послевоенную жизнь, главным нервом ее стала неожиданно открывшаяся Слуцкому мощь государственного антисемитизма, переход сталинского режима на последовательно антисемитские позиции, по примеру побежденного нацизма. Об этом свидетельствуют его стихи, распространявшиеся в списках после смерти Сталина. В них впервые за всю советскую историю было сказано во весь голос о государственном антисемитизме в Советском Союзе и о патологическом антисемитизме самого Сталина:

А нам, евреям, повезло.Не прячась под фальшивым флагом,На нас без маски лезло зло.Оно не притворялось благом526.

К Слуцкому в эти годы пришла неофициальная, никем не утвержденная известность. Вот как об этом вспоминал он сам: «Моя поэтическая известность была первой по времени в послесталинский период новой известностью <…> До меня все лавры были фондированные, их бросали сверху. Мои лавры читатели вырастили на собственных приусадебных участках»527.

Слуцкий нашел для своей поэзии общую, всеорганизующую точку зрения, свою меру времени и свой масштаб событий. Еврейское самосознание не вернуло его в «черту оседлости», а словно бы раскрыло ему глаза, раздвинуло видимые и невидимые границы.

Слуцкий нашел свою позицию в изменившемся вокруг него мире. Он понял, что интернациональная идея потерпела крах. У властей ее заменила идея имперского величия и национального русского приоритета. Еврейское самосознание (национальное) вызвало к жизни беспощадно-обличительные стихи Слуцкого о прошлом, о минувшей эпохе. Но первая оттепель отразилась в его поэзии надеждами на некое разумное, если не гармоническое сосуществование всех народов, воевавших вместе против нацизма. Война стала для Слуцкого темой и примером национального консенсуса надолго, а XX съезд с его разоблачениями Сталина надолго укрепил у поэта веру в то, что возврата к прошлому не будет. Когда Слуцкий пишет:

На русскую землю права мои невелики:Но русское небо никто у меня не отнимет…528

– то поэту не надо было объяснять, почему эти права невелики: стихи пишет русский поэт еврейской национальности. Русское же небо поэта – это русская литература и ее идеалы.

Другие свои права – на русский язык – он заявляет в стихотворении «Происхождение», о деде, который был учителем русского языка и ценил Льва Толстого «больше Бога»529. И такая родословная как бы подкрепляет право внука быть русским поэтом:

Родословие не пустые слова.Но вопросов о происхождении я не объеду.От Толстого происхожу, ото Льва,Через деда.

Даже простое перечисление стихов, прямо или косвенно посвященных еврейству, сделать нелегко, по той причине, что Слуцкий предпочитал строить свои стихи так, что в них нет прямого называния, нет сакраментального слова «еврей», но всем своим содержанием стихотворения кричат о еврейских судьбах530.

Материал для своей меры времени Слуцкий находил в советских газетах. Нам, обыкновенным читателям газет, казалось, что мы из года в год читаем один и тот же номер газеты «Правда», как бы газета ни называлась. Для Слуцкого это было не так. В стихотворении «Домик погоды» он, перечитывая старые газеты, замечает, что даже в день «драпа из Москвы» – 16 октября 1941 года – «были утро, вечер и вообще погода», а ему запомнился только «позор, который этот день заполнил – больше ничего не запомнил». Он помнит не дождь и не ветер, а то, чем эмоционально были заполнены дни и числа в январе 1953 года:

Про погоду в январе читаю.Я вставал с утра пораньше – в шесть.Шел к газетной будке поскорее,Чтобы фельетоны про евреевМедленно и вдумчиво прочесть.Разве нас пургою остановишь?Что бураны и метели все,Если трижды имя РабиновичНа одной сияет полосе?531

В очень известном стихотворении «Метод»532, опубликованном в 1973 году, Слуцкий настаивал на эмпирико-аналитической установке в своей поэтической работе:

Что там ни толкуй ученый олух,Я анатом, а не физиолог.Не геолог я – промысловик.Обобщать я вовсе не привык.Просто думаю, отнюдь не мыслю,И подсчитываю, а не числю,И с древнеславянским языкомДаже в кратком курсе незнаком.Фактовик, натуралист, эмпирик,А не беспардонный лирик!

Еще более полное представление о методе Слуцкого дает одно из самых известных его стихотворений – «Современные размышления» (впервые напечатано в России в 1987 году). В нем поэт излагает два варианта рассуждений о тех исторических переменах, которые должны произойти в стране после смерти Сталина. Один ход мысли таков:

Эпоха зрелищ кончена,Пришла эпоха хлеба.Перекур объявленУ штурмовавших небо.Перемотать портянкиПрисел на час народ,В своих ботинках спавшийНевесть который год533.

Ход этих мыслей вполне отвечает ситуации. В них и критика прошлого, и надежда на будущее. Но поэт отвергает этот ход мысли – ему нужно другое: