Мэри Нэфф - Личные мемуары Е. П. Блаватской

«В вопросе замещения тела Е.П.Б. (Авиша) существовало дополнительное доказательство, известное тем, кто обращал на него внимание. Предположим, что Учитель А. или В. был «на страже» час или более, работал над «Изидой» один или вместе со мной, и в определенный момент сказал что-то мне или кому-то из третьих лиц, если таковые присутствовали. Неожиданно она (он?) замолкает и, извинившись, выходит из комнаты. Она вскоре возвращается, осматривается, как человек, впервые попавший в незнакомую комнату, скручивает себе свежую сигарету и говорит что-то, не имеющее ни малейшего отношения к нашему предыдущему разговору. Кто-то из присутствующих, желая вернуть ее к обсуждаемому ранее предмету, любезно просит пояснить. Она смущается, потеряв нить разговора; начинает говорить нечто противоположное сказанному ранее, а если ей делали замечание, то раздражается, применяя при этом крепкие выражения. Если же ей напоминали, что до этого она говорила то-то и то-то, она на мгновение задумывалась и, извинившись возвращалась к первоначальной теме. Иногда она была быстра, как молния, в этих переменах. Я забывал о ее сложной натуре, часто раздражался из-за ее кажущейся неспособности придерживаться определенного мнения и ее отказа от слов, произнесенных ею минуту назад.

Позднее мне объяснили, что требуется некоторое время после вхождения в живое тело для соединения чьего-то сознания с мозговой памятью предыдущего владельца. Если кто-то пытается продолжить беседу до того, как произойдет это соединение, то возможны ошибки, подобные вышеуказанным. Кто-то выходящий говорил: «Я должен оставить эту мысль в уме, чтобы мой последователь смог найти ее там», или Кто-то входящий, дружески поприветствовав меня, спрашивал, каков был предмет обсуждения перед изменением.» [18, т. I, с. 289—291]

«…Не требовалось многословных объяснений, после того как мы стали «двойниками», проработав вместе достаточно долго, и я познакомился с особенностями ее речи, настроений и импульсов. Обмен происходил просто; после того, как она выходила из комнаты и возвращалась, мне достаточно было быстрого взгляда на черты лица и поведение, чтобы я мог сказать себе то или другое и всегда оказывался прав». [18, т. I, с.243]

«Они поняли, что я научился различать их и даже придумал им имена, которыми мы с Е.П.Б. называли их, когда они отсутствовали. Они часто приветствовали меня низким поклоном или дружеским прощальным кивком, выходя из комнаты перед очередным изменением. Иногда они беседовали со мной друг о друге, как говорят друзья о своих знакомых, поэтому я узнал о некоторых их личных историях». [18, т. I, с.246]

По любопытному совпадению, перечитывая предыдущий отрывок, я вспомнил одно обстоятельство, стал перелистывать кучу старых ньюйоркских писем и заметок, пока не обнаружил следующее. В заметке того времени встречается описание моей беседы с одним Махатмой, венгром по происхождению, который в тот вечер вселился в тело Е.П.Б.: «Прикрыв глаза, он убавил газ в светильнике, стоящем на столе. Спрашиваю, зачем. Отвечает, что свет это физическая сила. Попадая в глаза незанятого тела, он встречает препятствие, отражаясь, наносит удар и травмирует астральную душу временного владельца. Этим ударом он может быть вытолкнут. При этом возможен даже паралич незанятого тела. При вхождении в тело должны быть соблюдены исключительные предосторожности. Полное слияние не происходит, пока не будут соответствовать до автоматизма их кровообращение, дыхание и т. п. Тем не менее даже на больших расстояниях существует эта тесная связь. Тогда я зажег люстру, но заместитель сразу же взял газету и закрыл ею свою голову от света. Удивившись, я попросил объяснения. Мне ответили, что сильный верхний свет, освещающий макушку, более опасен, чем направленный прямо в глаза». [18, т. I, с.275]

Я заметил, что когда физическая Е.П.Б. находилась в раздражительном состоянии, редко кто занимал ее тело, за исключением Учителя — духовного наставника и опекуна, чья железная воля была сильнее ее. Кроткие философы в такое время предпочитали держаться в стороне.» [18, ст. I, с.257]

Один из этих ее Alter Ego («Второе Я»), которого я затем встречал лично, носит большую бороду, длинные усы, закрученные на раджпутский манер, переходящие в бакенбарды. У него привычка теребить свои усы в минуты глубокой задумчивости. Он это делает механически и бессознательно. Временами личность Е.П.Б. исчезала, и она становилась «Кем-то другим». Я наблюдал, как она с отрешенным видом разглаживала и закручивала несуществующие у нее усы, пока мой пристальный взгляд не выводил ее из этого состояния, тогда она быстро убирала руку от лица и продолжала свою писательскую работу.

Следующим был некто, кто не любил английский язык так сильно, что не желал со мною разговаривать ни на каком другом языке, кроме французского. У него был прекрасный артистический талант и страстное увлечение всякими механическими изобретениями. Время от времени приходил другой. Он сидел, небрежно чертил что-то карандашом, сочинял дюжины станцев, содержащие и возвышенные идеи и юмористические строки. Итак, каждый из них имел свои отличительные особенности так же, как все наши обычные знакомые и друзья. Один был хороший рассказчик, веселый и очень остроумный; другой олицетворял собой достоинство, сдержанность и эрудицию. Один был спокойным, терпеливым и доброжелательным помощником, другой дотошный и иногда раздражительный. Один всегда подчеркивал и объяснял научное и философское значение предметов, о которых я писал, демонстрируя феномены мне в назидание; в то время как другому я не осмеливался даже упоминать о них». [18, т. I, с.244]

«Когда один из Них был «на страже», как я обычно говорил, то все особенности ее рукописи повторяли свойственный ему литературный стиль как и в предыдущее его посещение. Он обычно писал на различные темы по своему вкусу, и Е.П.Б. играла роль не только секретаря, а того и другого одновременно. Если бы в то время мне дали любую страницу из «Изиды», то я с полной уверенностью смог бы сказать, кем они были написаны». [18, т. I, с.246]

«Мы работали, сотрудничая по крайней мере с одним невоплощенным существом — чистой душой одного из мудрейших философов современности… Он был великим исследователем Платона, и мне говорили, что изучение смысла жизни настолько поглотило его, что он стал привязан к земле, то есть не смог разорвать эти узы и сидел в астральной библиотеке, созданной им ментально, предаваясь своим философским размышлениям… Он страстно желал работать с Е.П.Б. над этой книгой и внес большой вклад в философскую ее часть. Он не материализовывался и не сидел с нами, не вселялся в Е.П.Б. медиумически, а просто его голос диктовал текст, советовал ей, как использовать сноски, отвечал на мои вопросы о деталях, инструктировал меня о принципах и играл роль третьего лица в нашем литературном симпозиуме…» [18, т. I, с.243]