Антонио Хименес - В походе с Фиделем. 1959

Этот документ я закончил словами: «Куба никогда не знала справедливости. Несчастного, укравшего курицу, бросают за решетку, в то время как крупные казнокрады остаются безнаказанными. Это попросту невероятное преступление. Где это видано, чтобы судья приговорил какого-либо толстосума? Где это видано, чтобы какой-нибудь хозяин сахарного завода угодил в кутузку? Где это видано, чтобы сельский жандарм взял его под стражу? Может статься, что все они ничем не запятнанные святые? Или же при нашем общественном устройстве юстиция являет собой великий обман и применяется в меру того, насколько это соответствует определенным интересам? Страх перед справедливым судом — вот что привело к согласию казнокрадов и тиранию. Казнокрады, пребывающие в трансе из-за революционного клича, звучащего с нарастающей силой на всех массовых митингах, как звон колокола, оповещающего грешников о наступлении судного дня, приняли к сведению предупреждение, которое высказал Ичасо в „Политическом обзоре“, опубликованном в журнале „Боэмия“ от 4 декабря 1955 года: „Фидель Кастро является слишком опасным соперником для некоторых руководителей оппозиции, которые на протяжении всех этих трех с половиной лет не сумели занять правильную позицию, соответствующую положению на Кубе. Они знают об этом очень хорошо и уже чувствуют, как растущее революционное „Движение 26 июля“ вытесняет их с поля боя против мартовских заправил.[29] Логичной реакцией политиков на этот очевидный факт должно было бы быть противопоставление решительных политических акций революционным действиям фиделизма“. Казнокрады услышали обращенный к ним призыв батистовского советника муниципалитета Гаваны Педро Алома Кееселя, опубликованный в правительственном органе за 14 декабря: „Все мы, политики, без исключения очень заинтересованы в том, чтобы сорвать повстанческие планы Фиделя Кастро. Если мы будем почивать на лаврах и упорно продолжать закрывать путь к политическим решениям, мы откроем для Фиделя Кастро революционный путь. Хотел бы я знать, кто из нас, тех, кто находится в оппозиции или правительстве, спасется, если фиделизму удастся победить на Кубе“».

Таким образом, наша революция всего-навсего выполняет обещанную программу, хотя многие, возможно почти все, считали, что мы не более чем пустые мечтатели.

«Движение 26 июля» является надеждой на освобождение для кубинского рабочего класса, которому ничего не могут предложить политические камарильи, оно надежда на землю для крестьян, которые живут как парии на родине, освобожденной их дедами; надежда на возвращение для эмигрантов, которые были вынуждены уехать из своей страны, потому что они не могли работать и жить в ней; надежда на хлеб для голодных и на справедливость для тех, кто брошен на произвол судьбы. «Движение 26 июля» разделяет дело всех тех, кто пал в жестокой борьбе начиная с 10 марта 1952 года и твердо заявляет их женам, их детям, их родителям, их братьям и сестрам, что революция никогда не примирится с виновниками их смерти. «Движение 26 июля» — это горячий призыв к единению рядов, провозглашенный с открытыми объятиями для всех революционеров Кубы без мелочных партийных различий и любых, какими бы они ни были, партийных разногласий. (Аплодисменты.) «Движение 26 июля» — это здоровое и справедливое будущее для родины, честное слово, данное народу, обещание, которое будет выполнено. (Аплодисменты.)

Кто говорил еще более ясно с народом? Кто?.. Я считаю, что именно мы говорили ясно, и на тот случай, если есть какие-то сомнения, если остались какие-то сомнения, — вот она «История меня оправдает». Я прочту лишь ту часть, где говорится о социально-экономическом аспекте, которая доказывает, что обещанное выполнено, что революция уже давно, очень давно сказала, куда и как она идет:

«Я уже сказал, что второй предпосылкой, на которой основывалась наша вера в успех, были причины социальные. Почему мы были уверены в поддержке народа? Когда мы говорим „народ“, мы имеем в виду не зажиточные и консервативные слои нации, которым по праву любой угнетающий режим, любая диктатура, любой вид деспотизма и которые готовы бить поклоны перед очередным хозяином, пока не разобьют себе лоб. Под народом мы понимаем, когда говорим о борьбе, огромную угнетенную массу, которой все обещают и которую все обманывают и предают, но которая жаждет иметь лучшую, более справедливую и более достойную родину. Мы имеем в виду тех, кто веками рвется к справедливости, ибо поколение за поколением страдает от несправедливости и издевательств. Мы имеем в виду тех, кто хочет мудрых и больших преобразований во всех областях и готов отдать за это все до последней капли крови, когда верит во что-то или в кого-то, особенно если достаточно уверен в самом себе. Но чтобы люди искренне и от всей души уверовали в какую-то идею, надо делать то, чего никто не делает: говорить людям с предельной ясностью и безбоязненно все. Демагоги и профессиональные политики хотят сотворить чудо, сохраняя во всем и со всеми хорошие отношения, при этом неизбежно обманывая всех и во всем. Революционеры же должны смело провозглашать свои идеи, определять свои принципы и выражать свои намерения так, чтобы никто не обманывался в них — ни друзья, ни враги.

Когда речь идет о борьбе, мы называем народом те 600 тысяч кубинцев, которые не имеют работы и хотят честно зарабатывать хлеб, а не быть вынужденными эмигрировать из страны в поисках средств к существованию; 500 тысяч сельскохозяйственных рабочих, живущих в жалких хижинах и работающих всего четыре месяца в году, а в остальное время голодающих, делящих нищету со своими детьми, не имеющих ни клочка земли для посевов, людей, чье существование должно было бы вызвать сострадание, если бы не было столько каменных сердец; 400 тысяч промышленных рабочих и чернорабочих, чьи пенсионные кассы целиком разворованы; у них отнимают завоеванные ими права, и они живут в ужасающих жилищах, а их заработок из рук хозяина попадает прямо в руки ростовщика, людей, которых в будущем ожидает понижение по работе и увольнение, жизнь которых — это постоянная работа, а отдых только могила; мы говорим также о 100 тысячах мелких земледельцев, которые живут и умирают, обрабатывая землю, не принадлежащую им, глядя на нее с грустью, как Моисей на землю обетованную, но так и умирают, не получив ее, обязанные платить за свои клочки земли, словно феодальные крепостные, часть своего урожая; они не могут лелеять эту землю, улучшать ее, украшать ее, посадить на ней кедр или апельсиновое дерево, ибо сами не знают, когда придет альгвасил с сельской гвардией и сгонит их с этого клочка. Мы говорим также о 30 тысячах самоотверженных учителей и преподавателей, принесенных в жертву, людей, столь необходимых для лучших судеб будущих поколений, но с которыми так плохо обращаются, им так мало платят за труд; мы говорим и о 20 тысячах мелких торговцев, отягощенных долгами, разоряемых кризисом и окончательно добиваемых множеством грабителей чиновников и взяточников; о 10 тысячах молодых специалистов — врачах, инженерах, адвокатах, ветеринарах, педагогах, зубных врачах, аптекарях, журналистах, художниках, скульпторах и т. д., которые покидают учебные аудитории с дипломом, с желанием бороться, полные надежд, а попадают в тупик, натыкаясь повсюду на закрытые двери, безразличие к их просьбам и требованиям. Вот это и есть народ — те, кто переживает все несчастья и поэтому готов бороться со всей отвагой! Этому народу, печальные пути которого вымощены фальшивыми обещаниями и ложью, этому народу мы не скажем: „Мы вам все дадим“. Мы ему скажем: „Отдай борьбе все свои силы, чтобы свобода и счастье стали твоим достоянием!“