Бернгард Рубен - Зощенко

<…> Вся повесть „Перед восходом солнца“ проникнута презрением автора к людям. Судя по повести, Зощенко не встретил в жизни ни одного порядочного человека. Весь мир кажется ему пошлым. Почти все, о ком пишет Зощенко, — это пьяницы, жулики и развратники. Это грязный плевок в лицо нашему читателю. Повесть заполнена персоной самого Зощенко. „Люди пошлы. Их поступки комичны. Я не баран из этого стада“ — так относился к народу Зощенко уже в 18 лет. Это хамски-пренебрежительное отношение к людям он пропагандирует в своей повести, клевеща на наш народ, извращая его быт, смакуя сцены, вызывающие глубокое омерзение. Нет возможности на страницах советской печати даже передать содержание такого гнусного рассказа Зощенко, как „Умирает старик“, где темой является изображение похоти умирающего.

Вся эта гадость сдобрена невежественными лженаучными рассуждениями об исследовании человеческой психики, причем автор с поражающей наглостью объявляет о тождестве своих „откровений“ с учением гениального русского ученого Павлова об условных рефлексах. Чего стоит хотя бы такое открытие, что „вся медицина возникла… из науки о снах“.<…>

<…> Приходится удивляться, как же могло случиться, что ленинградский писатель ходил по нашим улицам, жил в нашем прекрасном городе и нашел для своего творчества только никому не нужное, чужое, забытое. Тряпичником бродит Зощенко по человеческим помойкам, выискивая что похуже. Как-то не верится, что в дни Великой Отечественной войны автор, знавший о борьбе ленинградцев за свой город, о самоотверженном труде советских женщин, знавший многое, о чем будут слагать песни в веках, нашел возможность писать только о невежестве и пошлости.

В суровых условиях Отечественной войны особо ярко выявились мужество, стойкость, непримиримость, чистота и принципиальность советского человека — качества, доказанные величием его дел.

Не видел этого Зощенко!

<…> Видимо, автор повести находил время потолкаться по пивным, но не нашел в своей жизни и часа, чтобы побывать на заводах.

Противно читать повесть. Непригляден и сам автор. Напрасно мы думали в свое время, что Зощенко искал заплеванного обывателя, стремясь показать его как умирающую частицу давно забытого прошлого. Будничная, ничтожная суетня, темный быт, мелкая жизнь мелких людишек — вот основной сюжет всех произведений Зощенко. Герои его произведений — это пакостники, приспособленцы, притаившиеся где-то в тени до „лучших“ времен.

А теперь мы думаем, что этот „птицевод-сапожник“, „враг интеллигентского труда“, герой повести „Перед восходом солнца“ и есть оставшийся в жизни, владеющий пером обыватель.

В Советской стране немного найдется людей, которые в дни борьбы за честь и независимость нашей родины нашли бы время заниматься „психологическим ковыряньем“, изучая собственную персону. Советским людям скучать некогда, а рабочим и крестьянам никогда и не были свойственны такие „недуги“, в которых потонул Зощенко.

Как мог написать Зощенко эту галиматью, нужную лишь врагам нашей родины?

Хочется спросить и редколлегию (т.т. Ильенкова, Панферова, Павленко и других) литературно-художественного и общественно-политического журнала „Октябрь“, для какого читателя предназначали они эту повесть?<…>

<…> Завоевать любовь читателей правдой, а не пошлятиной — долг советского писателя.

Если бы Зощенко усвоил эту мысль, ленинградцам не пришлось бы испытывать чувство стыда за писателя, работавшего в Ленинграде.

Мы твердо уверены, что в нашей стране не найдется читателей для 25 тысяч экземпляров повести Зощенко.

Редколлегия журнала „Октябрь“ допустила преступную небрежность, поместив в наше время на страницах журнала это пошлое и вредное произведение».

В то время тираж журнала «Большевик» был 100 тысяч экземпляров.

Остановимся еще на механике появления статьи в журнале «Большевик». Статья «ленинградских рядовых читателей» — двух инженеров, рабочего-слесаря и учительницы (в окончательном варианте профессии авторов были сняты) — родилась, как положено, в недрах Ленинградского горкома партии, в отделе пропаганды и агитации, и должна была выразить гневный протест здешней общественности против повести Зощенко, который по-прежнему считался ленинградским писателем. Первоначальный ее текст доводился затем до конечного вида по указаниям самого Жданова, члена Политбюро, секретаря ЦК, возглавлявшего ленинградскую областную и городскую партийные организации. В одном из пунктов своих указаний Жданов требовал: «<…> еще усилить нападение на Зощенко, которого нужно расклевать, чтобы от него мокрого места не осталось». В то время он уже готовился к переходу с «периферии» на работу в Москву, непосредственно в ближайшем окружении Сталина (что и произошло в этом же 1944 году), и использовал любой повод выказать свое рвение.

Так действовала идеологическая партийная машина, обслуживаемая профессионалами своего дела.

Затем еще добавил ошеломления Зощенко опубликованный как статья в следующем номере «Большевика» доклад Н. Тихонова, не соответствовавший своей резкой осудительностью тому, что тот говорил на писательском пленуме. Это было второе отступничество Тихонова от своих же слов — он читал «Перед восходом солнца» еще в рукописи и тогда безоговорочно одобрил повесть. Теперь при встрече с Зощенко давний друг и «серапионов брат» Тихонов, ставший руководителем ССП, извинялся, сбивчиво объяснял, что от него потребовали усиления критики, что он был вынужден критиковать таким образом, исполняя приказ, хотя с ним и не согласен…

И все-таки проработка Зощенко зимой 1943/44 года не стала для него в тот момент крестным путем. Своевременное покаяние отвело тогда от него сию чашу. И не подошел еще срок для всеохватного действа, в котором ему будет отведена одна из главнейших ролей. Пока же это была для него репетиция — и оскорбительного публичного поношения, и общественной изоляции, и страха ареста, безденежья, отступничества друзей, и собственного покаяния.

4. ВОЗВРАЩЕНИЕ В ЛЕНИНГРАД

Чтобы вернуться в родной город, Зощенко нужно было получить оттуда официальное разрешение — «вызов». И так устроилось, что Лидия Александровна Чалова в марте 1944 года поехала в Ленинград в служебную командировку. Гослитиздатовские дела она успешно совместила с настойчивыми хождениями «по всяким инстанциям», стараясь, как просил ее Зощенко, оформить этот документ. Но после статьи в «Большевике» многие должностные лица отказывались от всякого содействия Зощенко. Выручил главный редактор журнала «Звезда» В. Саянов, который сам пошел в Смольный и добился там требуемого разрешения. С этим документом Чалова и возвратилась в Москву. А через две недели Зощенко уже был в Ленинграде, у себя дома.