Олег Смыслов - Степан Бандера и борьба ОУН

Новая тактика имеет для Москвы ещё большее значение и с точки зрения самой Украины. Уравнение Украины в одночасье с Россией как в СССР, так и в отношении саттелитов, должно было бы стать новым и целью политических желаний украинского народа. Это должно было бы нейтрализовать украинский национализм, стремление разрыва с Россией и государственной независимости. Зарождение у украинцев убеждения, что в союзе с Россией Украина становится сохозяином СССР и приобретает имперское значение и силу, должно было бы, по большевистским надеждам, объединить украинский народ с московским империализмом, сделать самого ярого противника защитником этого империализма. Таким наркотиком хотят нынешние сатрапы Кремля одурманить украинский народ, чтобы не чувствовал он своей неволи, забыл свою душу и стал послушным орудием их имперских планов.

В таком аспекте приобретает новое значение переселение украинцев в другие республики, которые Москва рассматривает как свои колонии, в частности, в Казахстан. Вначале главной целью этих насильственных переселений были ослабление революционного и биологического потенциала Украины, уничтожение национальной монолитности заселяемых стран и подключение непокорных элементов в затяжные конфликты поселенцев с автохтонным населением. Теперь Москва хочет придать украинским переселенцам характер колонизаторов и носителей большевистского имперства наравне с московитами. Соответствующие чувства должны вызываться впечатлением о «равном союзе» Украины с Россией.

Но все эти лукавые замыслы Кремля остаются безуспешными. Украинский народ слишком хорошо знает московское лицемерие и коммунистическое ехидство, чтобы дать провести себя какой-либо тактической игрой. В конце концов, в фактическом положении Украины, угнетаемой, уничтожаемой Москвой, ничего ведь не меняется. Лживая пропаганда и обманная тактика могут покорить разве что партийных и бюрократических продажных предателей, которые давно уже порвали с собственным народом, но не сам народ, который на каждом шагу ощущает своё угнетение большевистской Москвой.

Украинская нация не поддаётся на приманку «равноправия» не только потому, что её ведь ставят фальшиво, без реального содержания. Стремление к воле и правде, чувство справедливости и высокий идеализм были и навсегда остаются основными принципами украинского бытия и украинской духовности. Наш народ всегда жаждет свободы себе и желает её для других народов. Он боролся и борется за правду и справедливость. Мы хотим жить в мире и взаимном уважении со всеми народами доброй воли. Такие же права мы признаём за всеми народами, за которые мы боремся для себя. Не хотим быть ни объектом, ни источником угнетения и обиды. Мы боремся активно за волю и правду не только потому, что нуждаемся в них сами, но прежде всего потому, что Бог дал людям эти сокровища и эти законы, а основа нашей воли — следовать Божьей воле. Такие идейно-моральные принципы не допустят никогда того, чтобы Украина стала сообщницей Москвы в её антинародном, захватническом империализме.

Высокий суд!

Как раз сегодня исполняется три года, как мой отец умер по дороге в больницу. По свидетельству подсудимого, мой покойный отец был преступно убит с помощью отравленного оружия.

Это не первое убийство в нашей семье. Почти все родственники моего покойного отца и моей матери погибли от вражеских рук.

Два брата моего отца — Василий и Александр — убиты во время Второй мировой войны в концлагере Аушвиц, а моего деда с его старшей дочкой большевики сослали в Сибирь.

После ареста и содержания моего отца в концлагере Заксенхаузен моя мама осенью 1941 года приехала со мною, трёхмесячным ребёнком, в Берлин, чтобы быть недалеко от своего мужа. Наша семья жила в очень тяжёлых условиях, что сильно ослабило нервы моей мамы. С того времени, когда немцы выпустили моего отца и он начал организовывать Заграничные части ОУН, мы должны были постоянно прятаться, чтобы нас не обнаружили. Местами нашего пребывания в Германии и Австрии до 1948 года были Берлин, Инсбрук, Зеефельд, потом Мюнхен, Гильдестайм, в конце — маленький домик в лесу близ Штарнберга.

В 1948–1950 годах мы жили без нашего отца, под чужой фамилией в лагере для украинских беженцев около Миттенвальда. Отец проведывал нас несколько раз в год. Я вспоминаю, что один раз, тяжело болея воспалением среднего уха, я спросила маму, кто этот чужой пан, который склонился над моей кроватью и гладил меня. Я совершенно забыла своего отца.

В 1950–1954 годах мы жили в небольшом городке Брайтбрун над Аммерзее и мой отец посещал нас уже чаще, а позднее бывал дома почти каждый день. Однако моя мать постоянно беспокоилась за жизнь нашего отца, на которую постоянно покушались большевики, так же преследовала её мысль, что он может погибнуть в результате несчастного случая во время поездки домой. Всё же эти 4 года были самые спокойные и самые счастливые в жизни моей матери, которая хорошо себя чувствовала среди жителей городка. Только позднее я поняла, что на нас охотились московские репатриационные комиссии и агенты.

1952 год был наиболее опасным для нас, и мы с отцом прятались в течение нескольких месяцев в маленьком селении Оберав вблизи Гармиш-Партенкирхена.

В это время я ещё не знала, кем был мой отец, и не могла понять, почему мы изменили фамилию, однако я не отважилась спросить об этом отца.

В 1954 году мы переехали в Мюнхен, главным образом затем, чтобы отец не ездил каждый день к нам за 80 км., подвергаясь опасности, а также потому, что тут были хорошие условия для учёбы детей.

В 13 лет я начала читать украинские газеты и много читала про Степана Бандеру. Со временем я стала догадываться, что это мой отец. Когда один раз мой знакомый проговорился, то я уже была уверена, что Бандера — это мой отец. Уже тогда я понимала, что не смею сказать об этом моим младшим сестре и брату: было очень опасно, если бы маленькие дети наивно об этом проговорились.

С 1954 года до 1960 года, ещё год после смерти отца, мы жили в Мюнхене. Мой покойный отец уставал от постоянной охраны и часто был неосторожным. Он твёрдо верил, что находится под особой Божьей охраной, и говорил, что если меня хотят убить, то найдут способ ликвидировать меня вместе с охраной. Он ездил на своём автомобиле в украинскую католическую церковь, где его впервые увидел подсудимый.

Подсудимый твердит, что из-за колебаний и укоров совести не совершил убийства в мае 1959 года. В это время было известно, что мой отец особенно занят, и поэтому охрана его была усиленна.