Август Кубичек - Фюрер, каким его не знал никто. Воспоминания лучшего друга Гитлера. 1904–1940

Гораздо менее приятным был доверенный человек Мартина Бормана, который, очевидно, чувствовал себя единственно компетентным человеком в отношении известных мне сведений и с беспокойством стремился удостовериться, что его никто не опередил. Из его записок и писем следовало, что у него есть разрешение на написание биографии Гитлера и никто не может говорить или писать что-либо на эту тему без его предварительного просмотра рукописи и ее одобрения. После его неудачной попытки в марте 1938 года завладеть имеющимися у меня материалами для партийной канцелярии – «места, где они должны находиться» – я получил строжайшее распоряжение не выпускать эти бумаги из рук и даже не позволять никому видеть их без предварительного разрешения. Насчет последнего он мог не беспокоиться, потому что таково было мое намерение. Затем пришло указание от Бормана немедленно приступить к написанию моих воспоминаний о юношеской дружбе с Адольфом Гитлером и предоставить ему их конспект. Я ответил, что мне потребуется предварительно обсудить этот вопрос с Гитлером. Такой метод оказался поразительно успешным, и, какое бы давление на меня ни оказывали впоследствии облеченные властью господа, я обычно говорил: «Простите, пожалуйста, но я хотел бы сначала обсудить ваше предложение лично с рейхсканцлером. Назовите еще раз ваше имя, пожалуйста». И тогда настрой удивительным образом улучшался, и со мной обращались уже «в лайковых перчатках».

Между тем я с большим удовольствием вспоминаю свою встречу с Рудольфом Гессом. Он находился в Линце по делу и попросил меня нанести ему визит. За мной приехала машина, чтобы отвезти меня в гостиницу «Бергбан» на горе Пёстлингберг. Рейхсминистр Гесс бурно приветствовал меня. «Значит, вы Кубичек! – воскликнул он, сияя от радости. – Фюрер много рассказывал мне о вас!» Я тут же почувствовал, что это дружелюбие искреннее и идет от сердца, и именно благодаря Гессу подтвердилось одно мое подозрение: чем в более близких отношениях кто-либо находился с Гитлером, тем больше этот человек знал обо мне. Рудольф Гесс и фрау Уинифред Вагнер были лучше всех информированы о молодых годах Гитлера, а значит, и обо мне.

Министр пригласил меня отобедать на замечательной гостиничной террасе. Потом он заставил меня рассказать в подробностях о всех своих впечатлениях, помогая мне множеством вопросов и замечаний. У меня сложилось впечатление, что Рудольф Гесс с человеческой точки зрения был ближе к Гитлеру, чем большинство остальных, и это меня очень порадовало. Даже когда другие господа, сидевшие за столом, присоединились к оживленной, открытой беседе, их отношение сильно отличалось от отношения обычных чиновников партийной канцелярии.

Я показал рейхсминистру все достопримечательности на панораме города Линца с этой высокой точки. Там, за зеленым холмом, на котором стояла Пороховая башня, располагался пригород Леондинга, через который пролегала тропинка, и по ней каждый день Гитлер ходил в реальное училище. Там находилась Гумбольдтштрассе, где жила фрау Гитлер после смерти своего мужа, гораздо ближе под нами находился Урфар с Блютенгассе и другими местами, важными для моего друга.

Простота Гесса, которая заметно отличала его от других, менее значительных политиков, произвела на меня большое впечатление. Я сожалел только о том, что он, вероятно, был болен, так как выглядел неважно.

Тем временем я приобрел известность в Австрии. До этого ничего не было известно о друге юности Адольфа Гитлера из Верхней Австрии – обстоятельство, которое было счастливым для меня много лет. Теперь я обнаружился. Я не был членом партии, чего многие не могли понять, так как, по их рассуждениям, у друга Гитлера должен быть партийный билет под номером 2. Я был очень сомнительным приверженцем моего друга в политических вопросах не только потому, что отвергал его политическое мировоззрение, но и потому, что не интересовался политикой и не понимал ее.

Естественно, вскоре меня сделали посредником для передачи различных просьб в высшие круги рейха. Я охотно помогал, хотя у меня не было иллюзий относительно того бремени, которое я нес. «Друг юности Адольфа Гитлера» не мог вмешиваться в большие дела, и, когда мне лично не удавалось пробиться к Гитлеру с какой-нибудь просьбой, мне сообщали, любезно, но твердо, что то или иное дело не находится в моей компетенции. Как я и ожидал, запланированный визит Гитлера в Эфердинг никогда не состоялся.

Внезапно, совершенно неожиданно, мой смиренный настрой поколебало получение заказного письма из рейхсканцелярии, написанного на бумаге самого лучшего качества. Оно сообщало мне о величайшем радостном событии в моей жизни. Я получил приглашение рейхсканцлера принять участие в вагнеровском фестивале в Байройте. Во вторник 25 июля 1939 года я должен был явиться в Ванфридхауз, где обо мне позаботится дворецкий Гитлера господин Каннен-берг.

То, о чем я едва осмеливался мечтать при жизни, теперь становилось реальностью. Я не могу описать свое счастье словами. Все время, сколько я помню, моим стремлением было совершить паломничество в Байройт и услышать там исполнение музыкальных драм великого мастера, но я не был богат, и мой скромный доход не позволял мне совершить такую поездку.

Поезд проехал Пассау, Регенсбург и Нуремберг. Когда я вышел из вагона в Байройте и впервые увидел здание оперы на холме, я подумал, что умру от радости. Господин Каннен-берг принял меня чрезвычайно дружелюбно и познакомил с семьей Мошенбах на Линцштрассе, 10, расположенной в красивейшем квартале города, где я должен был проживать. На спектакль я явился точно вовремя. Фестиваль 1939 года открылся с оперы «Летучий голландец» и закрылся 2 августа 1939 года «Гибелью богов». Я высидел до конца все спектакли. Упаковав свои вещи, я отправился повидаться с господином Канненбергом, чтобы поблагодарить его за доброту. «Нужно ли вам прямо сейчас ехать домой? – с улыбкой спросил он. – Было бы хорошо, если бы вы остались еще на день». Я понял, что он предлагает, и остался в Байройте до 3 августа.

В два часа дня ко мне в комнату зашел офицер СС, чтобы отвезти меня в Ванфридхауз. От входа обергруппенфюрер Юлиус Шауб провел меня в большой зал, где собралось много людей, большинство из которых я либо встречал в Линце, либо узнал по фотографиям в газетах. Фрау Уинифред Вагнер была занята оживленной беседой с рейхсминистром Гессом; обергруппенфюрер Брукнер стоя разговаривал с господином фон Нойратом и какими-то генералами. Вдруг мне пришло в голову, что здесь присутствует очень много военных. Я чувствовал в воздухе напряжение. Речь шла о Польше и вооруженном конфликте в ближайшем будущем.