Минное поле политики - Евгений Максимович Примаков
— Ал (я тоже решил обратиться к нему по имени), ты говоришь, что вы ничего не предпринимаете против России. Недавно ракета взорвалась в 500 метрах от российского посольства. Что было бы, если бы она попала в посольство? Другая ракета взорвалась в 300 метрах от российской школы в Белграде. Что было бы, если бы она туда попала? Теперь о цифрах. Я не защищаю инициаторов и исполнителей этнических чисток. Считаю, что эти действия ужасны, бесчеловечны. Но массовое вытеснение албанцев началось после того, как НАТО приступил к бомбардировкам. Ты сказал, что из Косова бежало более миллиона человек, но там все население составляет около миллиона. Что касается наземной операции, то не дай бог, чтобы она началась, поскольку она повлечет за собой тысячи гробов с обеих сторон. Сейчас надо искать развязки. Давайте вместе думать, как их найти.
— Хочу заверить, что направление наших вертолетов в Албанию не является подготовкой к наземной операции, — отреагировал Гор. — Мы не изменили свои позиции на этот счет. Ввод наземных сил возможен только для выполнения политического соглашения. Теперь об этнических чистках. У нас есть однозначное свидетельство, что чистки начались задолго до бомбардировок. Все беженцы, а их сотни тысяч, говорят, что этнические чистки и бомбардировки не взаимосвязаны. Они все говорят одно и то же. Особенно сильное впечатление производит, когда это говорят маленькие дети.
— Мы направили российскую гуманитарную помощь обеим сторонам не только в Сербию и Черногорию, но и в Македонию, где находятся лагеря албанских беженцев.
— Мы это ценим. Теперь о наших ракетах, которые, как ты сказал, едва не попали в российское посольство и в школу в Белграде. Мы предпринимаем все необходимые меры предосторожности. Мы ничего не делаем, что было бы направлено против России. Но, с другой стороны, мы видим признаки, что кое-кто в России хотел бы причинить нам ущерб. Если бы ты дал мне личные заверения, что Россия не планирует передавать сербам разведывательную информацию и направлять туда военную помощь, я был бы весьма признателен.
— Вы направляете оружие OAK. В отрядах OAK есть ваши офицеры связи. Это — факты. Никто не просит ведь у тебя личных заверений, что США прекратят поддержку албанских сепаратистов. Давайте сделаем все, чтобы перевести конфликт в русло политического урегулирования. Тогда отпадет необходимость ставить друг перед другом такие острые вопросы. При этом могу заверить, что ни президент, ни я, ни кто-нибудь другой не хотят втягивания России в военный конфликт. Мы сделаем все, чтобы этого не допустить.
— Мы тоже предпочли бы политическое урегулирование силовому. Олбрайт и Иванов достигли согласия по многим ключевым моментам. Осталось расхождение только по вводу международных сил безопасности и в отношении того, что первый шаг должен сделать Белград. Евгений Максимович (по-видимому, Гор решил в конце беседы найти нечто среднее в обращении ко мне — и не официальное, и не по имени), у нас нет офицеров связи в отрядах OAK, и мы не изменили своей позиции относительно ввода в Косово наземных сил: они могут быть развернуты там только в рамках соглашения о мирном урегулировании.
— Заверение, что не планируете наземную операцию, вселяет оптимизм.
Дальнейшее развитие событий подтвердило верность многих высказанных мною аргументов. Руководители НАТО твердили, что бомбардировками, уничтожающими гражданскую инфраструктуру Югославии, убивающими и калечащими людей, они «достигли своих целей». Так ли это? Стабилизации в Косове в результате этого не произошло. Главной дестабилизирующей силой — теперь вынужденно признают на Западе — является так называемая Армия освобождения Косова, которая расправляется с сербским населением, добиваясь отделения края от Югославии, что ведет к созданию «Великой Албании». Сербское население этой исторически сербской территории, принадлежность которой к Югославии не брали на себя смелость оспаривать даже те страны, которые участвовали в вооруженных действиях против Белграда, превратились в беженцев.
Так закончилась моя «югославская эпопея». Хотел бы при этом особо отметить, что действовал не в одиночку. Осуществлялась координация, согласование вырабатываемых подходов с руководителями, как у нас принято называть, силовых структур. Каждый день, включая воскресенье, в 9.30 в моем кабинете в Доме Правительства собирались министр иностранных дел, министр обороны, директор СВР, начальник Генерального штаба и начальник ГРУ. Мы обсуждали ситуацию, инициативные предложения, возможные действия с нашей стороны. И ежедневно наши предложения с конкретными разработками направлялись президенту.
Как я узнал позже, мое повседневное общение с «силовиками» не нравилось кое-кому в окружении Ельцина, и это в немалой степени способствовало назначению Черномырдина специальным представителем президента по югославскому кризису[36]. Что касается Виктора Степановича, то он активно включился в миротворческую миссию и, безусловно, сыграл очень важную роль в прекращении ударов по Югославии. Назначение спецпредставителем Черномырдина переложило тяжесть работы на его плечи. Это произошло приблизительно за считаные недели до моей отставки.
В этой книге я рассказываю о восьми месяцах нахождения на посту председателя правительства и, вполне понятно, делаю упор на свои беседы, акции. В этой связи надеюсь, меня не заподозрят в том, что я преуменьшаю значение заявлений, действий представителя президента по югославскому кризису Черномырдина и других.
Вместе с тем надеюсь, что, находясь на посту руководителя правительства России, кое-какое «наследство» удалось оставить тем, кто с успехом продолжал действовать с целью прекращения бомбардировок, а затем и стабилизации в Косове — к сожалению, к моменту написания книги еще далеко не устоявшейся.
На Западе все более контрастно вырисовывается идея отрыва Косова и Метохии от Сербии, придания этим землям какого-то особого статуса независимого государства. Повторю, что ни разу во время обсуждения косовской проблемы с моими западными коллегами без всякого исключения идея независимости Косова не возникала. Ретроспективно, правда, я обращаю вниманию на то, что Мадлен Олбрайт обозначала Косово именно как часть Югославии, а не Сербии. С позиции сегодняшнего дня это может приобрести определенный смысл: не появилась ли у моих западных коллег тогда мысль о приравнивании статуса Косова к статусу Черногории? Но в том или ином случае, и речи тогда не могло идти о независимости Косова.
Когда от Югославии отделилась Черногория, то это было воспринято мировым сообществом нормально — Черногория была союзной республикой. С согласия Белграда в ней был проведен референдум, во время которого большинство (правда, с минимальным перевесом — меньше 1 процента) высказалось за отделение. Но Косово — автономная единица, и ее выделение вопреки воле Белграда создает опаснейший
