Борис Солоневич - Молодежь и ГПУ (Жизнь и борьба совeтской молодежи)

Где-то в Ленинграде воюет и голодает его жена, герль-скаут, с маленькой дочерью. Она работает где-то на фабрике и тщательно скрывает, что ее муж в Соловках. Если узнают — уволят, как жену соловецкого ссыльного…

Когда замолкли первые радостные приветствия, Дима спросил:

— А в Кемперпункте, небось, туговато пришлось?

— Не спрашивай!.. Чем скорее забыть, тем лучше. Хорошо еще, что сюда, к своим, живыми попали…

— Ну, а что нового на воле? Мы ведь почти 7 месяцев — без газет и без новых людей… Только радио. Ну, а оно — известно, врет, как «Правда».

— Наши скаутские новости кислые. Приезжали люди в Кемь — рассказывали. Наших ребят по СССР больше 1000 арестовали. Сотни 2–3 послали в ссылки — среди них даже лет по 15, по 16 есть девчата!

— Как, и герлей тоже?

— Конечно! Сорвали с учебы, вырвали из семьи и послали в тундры, в тайгу, в пески юга… Врагов тоже отыскали!.. А нашей братии здесь сколько?

— Да с вами — 15.

— Так. Ну и в Кеми двое наших герлей сидит.

— Слыхали. Кажется, к счастью, их не послали ни лес, ни в болото?

— Нет, Бог миловал — одна санитаркой работает, другая машинисткой.

— Ну, а с нами-то что думаете делать?

— Не дрейфьте — устроим… Прежде всего, прямой вопрос — жрать хотите?

— В любое время, любую пищу и в любом количестве… Усвояемость 105 процентов.

— Митя, а Митя, — позвал я. — Черная всклокоченная голова Мити высунулась из двери.

— Есть, дядя Боб.

— Митя, дружок, тут еще пара наших ребят прибыла. Голодны, как волки. Не выдумаешь ли чего-нибудь?

— Через час будет все. Выдержат час? С голода не помрут? — И голова Мити исчезла.

Через час в нашей комнате вкусно пахло жареным мясом. Это Митя готовил что-то на тюленьей ворвани.

— Что это ты жаришь, Митя? — поинтересовался Коля.

Беспризорник лукаво подмигнул мне и самым серьезным тоном ответил:

— Фазанов.

— Ну, будет тебе шутить! Откуда здесь фазаны?

— Ну, почти что фазаны, — охотно отступил Митя. — Тоже летали и тоже кричали.

— Вороны?

— Ну, вот еще… Откуда летом около жилья воронам взяться? Выше бери.

— Куропатки?

Митя усмехнулся.

— И чем это тебя кормили, что ты такой умный? Откуда через час на сковороде куропаткам взяться?

— Ага… Чайки, значит?

— Угу…

— А как ты их поймал?

— Эва! Как поймал?.. На приманку, как большевики Рассею. И среди птиц дураки жадные есть… Дело плевое… Пара рыбешек, крючки и шпагат. Рыбка лежит себе и лежит у моря, на камушке. Ну, а я — в кустах. А чаек здесь — как собак нерезаных… 500 лет ведь никто не пугал… Глаза-то у них, что твои телескопы — куда там дяди Боба очкулярам! Чайка — животина прожорливая, жадная… Видит — рыбка блестит на берегу: ага, думает, волна, значит, выбросила даровой завтрак… Как бы только волна обратно не слизнула! Ну, и цоп ее! А дальше — все понятно…

— Но ведь за это сажают в изолятор?

— Эх, сажают за все, за что ни захотят… Вот, дядя Боб как-то подсчитывал — ему за все преступление против правил еще лет 200 сидеть здесь, если-б все наказывалось…

— В самом деле?

— Конечно. Такая уж наша жизнь. Тут силой взять нельзя — тут надобна ухватка… Уж за одно то, скажем, что я вас вытащил сюда, как спецов по физкультуре, тоже по головке бы не погладили. Шутка сказать — «обман пролетарского учреждения». Кумовство, протекция… Или, вот, скажем, чайка — за каждую по месяцу. А сколько их мы уже слопали? Без риска тут не проживешь…

Как вкусно хрустели косточки чайки на зубах у голодных ребят! Митя живо устроил чайник, и по мере того, как наполнялся наш желудок, розовели и прояснялись перспективы нашей жизни.

Когда Митя ставил на стол шумящий чайник, Коля заметил, что у паренька на левой руке только два пальца.

— Где это ты пальцы свои потерял?

— Потерял? Не, братишечка, не потерял я свои пальчики, а продал, — насмешливо ответил Митя.

— Продал? Что ты все шутишь!

— А очень просто, друг. У меня тут с чертом в лесу торг такой был — либо ему жизнь свою отдай, либо пальцы. Ну, так я решился жизнь пальцами откупить…

— Да ты брось, Митя… Не говори загадками. Мы же свои ребята.

— Ну, ладно. Дело-то проще простого. Было такое дело — вот, дядя Боб знает — дернула меня нелегкая на колокольню здесь полезть. Зачем? Дело было… Ну, так вот — не повезло мне. Засыпался. Спрашивают меня, значит, «зачем лазил?» А, я — «Флаг, говорю, снять на портянки — дюже холодно»…

— А ты и в самом деле за флагом лазил?

Митя хитро прищурился…

— Много знать будешь — скоро облысеешь… Ну, хоть бы за яйцами чаечьими… Все едино… Не в том дело… За это на Секирную меня и поперли. Там как-то еще выжил, а вот от леса потом никак не выкрутился… Та-а-а-ак… А как попал я, значит, раб Божий, в лес, так вижу — все равно здеся я не вытяну… Силенок у меня, сами видите, — как кот наплакал или курица начихала. А тут еще прямо с Секирки да в лес… Ну, вам сказывали, верно, как там людей мучат… Я и вижу — амба приходит. Либо пальцев лишиться, либо жизни. Эх, где наша не пропадала!.. Я выбрал минуту, когда охрана не видала, руку на бревно и хрясь топором…

— Ух!.. — невольно вскрикнул Коля и вздрогнул. В наступившем молчании кто-то глухо спросил:

— Больно здорово было?

— А ты как думаешь? — насмешливо огрызнулся Митя. — Это тебе не полбутылки хлопнуть… Ну, я руку в снег. Кровь струей хлещет. Руку, как огнем, жгет. Да я слабый был… На счастье, и сомлел. А дальше уж и не помню. Подняли меня ребята, руку в тряпку закрутили, повели к охране. А те не верят. Прикладами по спине… «Саморуб, сволочь, — кричат. — Лежи здесь, говорят, до конца работы»… Так и пролежал. Да зато потом в кремль послали. А в санчасти перевязывать отказались: «Саморубов, говорят, запрещено перевязывать… Много вас таких»… — «Что-ж, так и гнить?» — спрашиваю. «Дело ваше»… Ну, я к дяде Бобу — по старой памяти. Он мне кое-что тут еще оттяпал и перевязал. А потом — хотишь, не хотишь — пришлось меня в инвалиды записать. Это уже не филон[31] — дело чистое. Но зато от леса избавился. Вот, Бог даст, живым и останусь. Как это поется:

Хорошо тому живется,У кого одна нога:И сапог-то меньше рвется,И портошина одна…

— Ну, а рука-то как, действует?

— Рука? А что-ж, приноровился. Тяжелой работы делать не могу, а так — справляюсь… Вот у дяди Боба вроде повара…

И Митя, торжествующе улыбаясь, начал сворачивать «козью ножку», ловко пользуясь оставшимися от выгодной коммерческой сделки с чертом двумя пальцами.