Ричард Дана - Два года на палубе

«Элерт» приближался к Южному тропику и благодаря отменному ветру с каждым днем сокращал расстояние до мыса Горн, перед встречей с которым не было лишним принять даже малейшую предосторожность. Мы осмотрели и подтянули весь такелаж, заменив часть снастей новыми, завели новые прочные ватер-штаги вместо износившихся цепей; выбрали втугую мартин-бакштаги и мартин-штаги: провели совершенно новые фока- и грота-брасы; поставили новые штуртросы из сыромятных ремней, сплетенных в виде троса, а также проделали множество других приготовлений, заботясь о том, чтобы снасти успели вытянуться и обрести гибкость до того, как мы вступим в область холодов.

Воскресенье, 12 июня. 26°04' южной широты, 116°31' западной долготы. Потеряли пассат и идем с переменными, преимущественно западными ветрами. Держим на зюйд, и наш курс почти совпадает с меридианом. Еще через неделю, в

воскресенье, 19 июня, мы достигли 34°15' южной широты и 116°38' западной долготы.

Глава XXXI

Мрачные предвестия

Уже стала ощущаться решительная перемена во всем окружающем. Дни становились все короче, солнце, совершая свой путь над горизонтом, с каждым днем опускалось все ниже и ниже, и почти не грело, а по ночам из-за холода мы не могли больше спать на палубе. В ясные безлунные ночи в небе ярко проступали Магеллановы облака; небо приняло мрачный и враждебный оттенок; время от времени с юга накатывала ужасающе высокая и длинная волна, словно предупреждая о том, что нас ожидает. Впрочем, пока нам сопутствовал крепкий ветер, мы старались нести как можно больше парусов. К середине недели ветер зашел южнее, заставив нас идти круче; судно встретило сильную волну почти прямо по носу и вело себя так, что не могло не вызвать в нас чувство тревоги. Из-за чрезмерной загрузки и глубокой осадки ему недоставало запаса плавучести, что выносило бы его на волну, и оно сильно зарывалось носом, отчего вода гуляла по всей палубе. Каждый раз, когда набегала очень крупная волна, судно ударялось о нее с таким звуком, будто паровой молот забивает сваи. Приняв лавину воды на бак, судно поднималось, оседая на корму, сгоняя воду к шпигатам, которая по пути смывала с кофель-нагелей уложенные на них снасти и уносила с собой все, что было не закреплено. Так продолжалось в течение всей нашей утренней подвахты, насколько мы могли судить по плеску воды прямо над головами и тяжелым ударам волн о форштевень. И нас, лежавших в койках, отделяла от этого беснования стихии только жалкая дощатая обшивка корпуса. В «восемь склянок» мы заступили на вахту. Один из нас стал к штурвалу, другой отправился на камбуз, чтобы раздобыть что-нибудь на обед. Я стоял на баке, и везде, куда только достигал глаз, катились высокие волны с пенящимися гребнями, темно-синие, почти черные, отражая яркие лучи солнца. Судно тяжело переваливалось через эти грозные валы, но потом появилась невообразимо высокая водяная гора, которая, казалось, накроет нас. Я был уже достаточно опытным моряком и «почувствовал ногами», что судно не сможет взойти на нее. Вскочив на недгедсы, я ухватился за фока-штаг и подтянулся вверх. Мои ноги оказались на весу как раз в то мгновение, когда форштевень врезался в самую середину волны и она накрыла судно с носа до кормы. Как только судно вынырнуло, я оглянулся в сторону юта и увидел, что все впереди грот-мачты начисто смыто, кроме баркаса, который был принайтовлен накрепко к рым-болтам. Камбуз, свинарник, курятник, а также загон для овец, который был устроен у носового люка, исчезли в одно мгновение, и палуба стала гладкой, как свежевыбритый подбородок. У штормовых шпигатов застрял перевернутый камбуз, да еще плавало несколько досок, среди которых барахтались с полдюжины насмерть перепуганных овец. Как только волна прошла, снизу выскочила подвахта посмотреть, что сталось с судном, а из-под камбуза тем временем с трудом выбрались кок и старина Билл. К счастью, камбуз был задержан фальшбортом, иначе им переломало бы кости. Мы собрали овец и посадили в баркас, поставили камбуз на место и, как могли, навели порядок на палубе. Не будь у нас столь высокого фальшборта, все смыло бы за борт, в том числе и кока со стариной Биллом, которого свалило с ног, когда он выбирался из дверей камбуза, держа в руках бачок с мясом для всей команды. Как и подобает настоящему моряку, он держался за бачок до последнего, хотя там уже ничего не было. Когда схлынула вода, мы увидели, что сей сосуд остался на палубе подобно подводному камню, осыхающему во время отлива, — никакая сила не могла сдвинуть его с места. Нас не очень огорчала потеря мяса, и мы утешали себя тем, что в каюте лишились гораздо большего — вид плававших у шпигатов остатков пирога с курицей и оладьев не мог не развеселить матросов. «Это еще что», — сказал кто-то, и так чувствовал каждый.

Мы еще не приблизились и на тысячу миль к широте Горна, а палуба была уже вылизана волнами, хотя они не достигали и половины высоты тех водяных гор, с которыми нам предстояло встретиться у самого мыса. Одни винили капитана, что он перегрузил судно, зная, что нас ждет; другие говорили — зимой у Горна всегда ревут зюйд-вестовые ветры, и, идя на фордевинд, можно не опасаться этих ужасных волн. Когда мы забрались в кубрик, старина Билл, слывший у нас за оракула, поскольку бывал на море во многих переделках, изрек, что, если так пойдет и дальше, нам остается только написать завещания и надеть чистые рубахи. «Ах ты, старый филин! По каждому пустяку пускаешь фальшфейеры! Перетрухнул от купания у шпигата и не понимаешь шуток. Небось все время дрожишь, как бы тебя не сцапал Дэви Джонс?» [60] «Утихомирьтесь, вы! — вмешался кто-то. — Может быть после полудня нас оставят на подвахте». Но и эти надежды не оправдались — когда пробило две склянки, всю команду вызвали наверх крепить все, что было на палубе. Капитан собирался было спустить брам-стеньги, однако к вечеру волнение поутихло, ветер отошел к траверзу, и мы не только не тронули их, но даже поставили лисели.

На следующий день было приказано отвязывать старые паруса и заменить их новыми. Судно не похоже на сухопутного жителя — оно надевает свой лучший наряд в дурную погоду. Мы вытащили три новых марселя и еще не бывшие в употреблении фок, грот, кливер и фор-стеньги-стаксель с полным комплектом ревантов, нок-бензелей и риф-сезней.

Ветер оставался западным, а погода и море были немного спокойнее, чем в тот день, когда мы приняли на себя большую волну, так что мы покрывали большее расстояние, неся полный комплект парусов, уклоняясь несколько к осту от чистого зюйда, ибо капитан, рассчитывая воспользоваться западными ветрами, зашел так далеко на вест, что хотя мы и были всего в милях пятистах от Горна по широте, но по долготе нас отделяло от него тысяча семьсот миль. Остаток недели мы продолжали идти с попутным ветром и по мере продвижения постепенно склонялись на ост.