Александр Бубнов - В Ставке Верховного Главнокомандующего

Окончив речь, Государь поклонился.

Все время стоявший сзади Его ген. Алексеев подошел к Нему и глубоко растроганным голосом пожелал Ему счастья в новой жизни…

Государь обнял и крепко поцеловал ген. Алексеева.

Затем, расцеловавшись с Великими Князьями (Великий Князь Сергей Михайлович горько плакал), Он подошел вплотную к стоявшим офицерам и, пристально смотря в глаза, как бы стараясь запомнить лица, пожимал каждому руку.

Раздались всхлипывания, затем рыдания… истерические вскрики… Стоявший недалеко от меня Штабс-Ротмистр Муханов упал в обморок. Затем еще один за другим несколько человек…

Государь продолжал обход. Нервы у всех были напряжены до крайности. Многие из солдат также рыдали. В особенности истерически рыдал казак-конвоец с большой черной окладистой бородой…

Глубоко взволнованный всей обстановкой, Государь, не закончив обход, приостановился и резко поклонившись, направился к выходу, спустился по лестнице и прошел через сад во дворец.

Провожая глазами уходившего из зала Императора, мой взгляд упал на лежавший на столе у стены большой календарь, на котором стояли крупные цифры — 8/21. Среда.

Я подошел и сорвал этот листок на память о только что пережитом тяжелом моменте…

Этот листок хранится у меня и теперь вместе с несколькими цветными карандашами, коими Государь делал иногда отметки на карте во время оперативных докладов.

Не помню, как я возвратился в оперативное отделение; все сидели молча, уткнувшись в свои бумаги и карты.

Вскоре были поданы к дворцу автомобили. Государя ждал уже особый поезд с представителями Временного Правительства, которые должны были «сопровождать» Государя до Царского Села.

Все бывшие в комнате подошли к окну, чтобы еще раз взглянуть на уезжавшего Императора.

Ровно в 12 часов закрытый автомобиль тихо прошел через площадку мимо наших окон, увозя Государя. Многие из случайно стоявшей на тротуаре публики низко кланялись, прощаясь с Царем.

Вот автомобиль свернул направо, на Днепровский проспект… еще секунда — и он исчез за углом… И все кончено… Император навсегда покинул Ставку и Армию…

В ночь на 8 марта, по приказанию ген. Алексеева был передан по телеграфу в Армию прощальный приказ Императора, лично написанный Государем поздно вечером 7 марта:

«В последний раз обращаюсь к Вам, — писал Государь, — горячо любимые мною войска. После отречения мною за себя и за сына моего от Престола Российского власть передана Временному Правительству, по почину Государственной Думы возникшему. Да поможет ему Бог вести Россию по пути славы и благоденствия.

Да поможет Бог и Вам, доблестные войска, отстоять нашу Родину от злого врага.

В продолжении двух с половиной лет вы несли ежечасно тяжелую боевую службу, много пролито крови, много сделано усилий, и уже близок час, когда Россия, связанная со своими доблестными союзниками, одним общим стремлением к победе, сломит последнее усилие противника. Эта небывалая война должна быть доведена до полной победы.

Кто думает теперь о мире, кто желает его, — тот изменник Отечества, его предатель. Знаю, что каждый честный воин так мыслит.

Исполняйте же ваш долг, защищайте доблестную нашу Великую Родину, повинуйтесь Временному Правительству, слушайтесь Ваших начальников, помните, что всякое ослабление порядка службы только на руку врагу.

Твердо верю, что не угасла в ваших сердцах беспредельная любовь к нашей Великой Родине.

Да благословит Вас Господь Бог, и да ведет Вас к победе Святой Великомученник и Победоносец Георгий. Николай».

Этот последний приказ Государя дошел до Штабов Армий и только кое-где до штабов корпусов и дивизий (Румынский фронт), ибо, получив копию этого приказа, Военный Министр Гучков экстренной телеграммой в Штабы Фронтов, помимо Ставки, воспретил дальнейшую передачу приказа в войска. И таким образом Армия не услышала прощального слова Императора, не услышала Его последнего привета.

Заключение

«Прошло 12 лет со времени этих огромных в жизни нашей родины событий. Уже имеется некоторая историческая перспектива.

И вот, оглядываясь назад, спокойно анализируя происходившие события и зная ныне некоторые дополнительные детали, как-то невольно приходишь к мысли, что в течении и сплетении этих событий был какой-то неотвратимый рок.

Я не имею в виду ни основных, теряющихся в глубине прошлого и начале нынешнего столетия многочисленных причин, постепенно приведших нашу Родину к ее нынешним страданиям, ни ближайших по времени причин, вызванных кровопролитной и продолжительной войной, надломившей дух русского народа, — я хочу сказать лишь о тех событиях последних дней Императорской России, кои словно гири бросились Роком на одну из чашек весов, на которых уже взвешивались судьбы России… И эти гири в последний, решительный момент и перевесили устои старого порядка…

События эти следующие:

1) Столица Российской Империи — Петроград зимой 1916 и весной 1917 г.г. был переполнен сотнями тысяч запасных.

Только гениальнейшая личность, заранее подготавливавшая революционный взрыв, могла так учесть роль этой массы, и исподволь, не вызывая ни чьих подозрений, подготовить себе столь полезный и в таком огромном размере материал!

2) Ответственнейший пост начальника Петроградского Военного Округа в этот критический момент занимает нерешительный, не обладающий никакими особенными талантами, ни боевыми, ни административными, ген. Хабалов.

Как будто он специально был уготован для облегчения первых шагов революции.

3) В Петрограде, кроме массы запасных, были надежные войсковые части — военные училища и школы прапорщиков.

Они дали бы достаточное количество пехоты, артиллерии и конницы для подавления беспорядков в те критические дни, когда запасные и казачьи части отказались повиноваться.

Никто об этом, в том числе и ген. Хабалов, не подумал; впрочем, может быть и подумали, но не решились оживотворить эту мысль; сказалось безволие, нерешительность и «боязнь ответственности»…

Теперь уже известно, что даже оставшиеся верными долгу небольшие войсковые части с прибывшей из Царского Села батареей и отряды полиции, еще находившиеся в последние моменты в распоряжении Нач. Округа, не были использованы для подавления беспорядков, охвативших столицу.

Эти части бездействовали; их переводили с места на место, из Зимнего дворца в Адмиралтейство и обратно до тех пор, пока «гарнизон» Петропавловской крепости, убедившись в полной их пассивности, не потребовал под угрозой открытия огня, сдачи, что и было немедленно исполнено.