Анатолий Терещенко - Командир Разведгруппы. За линией фронта

Казнили человека — антигероя, пособника фашистов, и он провалился на дно забвения, а имена героев, участников движения Сопротивления в Словакии, горят золотыми буквами на скрижалях истории, как бы их и ни пытались забыть современные временщики. Как говорится, бесславие — кара худшая, чем смертная казнь.

А о героях будут помнить поколения потомков!

Цены за голову разведчика

Зорич со своей группой, пребывающей в Скицове и активно действующей как в его окрестностях, так и в окружении словацкой столицы, так надоел фашистам, что местные газеты и журналы предостерегали: «Граждане, помните! Там, где засели бандиты, каждое дерево, каждый камень стреляет!», «Берегитесь партизан — красных бандитов!», «Поймать предводителя — наша цель!» и прочее и прочее.

И вот сразу же после набранных крупными буквами анонсов подобного рода словно по приказу в проправительственных братиславских газетах появились коротенькие сообщения о необходимости задержать, поймать, арестовать «главного бандита Зорича» и казнить его.

За голову руководителя советской партизанской группы НКГБ власти обещали выплатить 150 тысяч крон. Потом эта сумма постепенно поднималась по мере «фиаско с отловом» и остановилась на уровне полумиллиона местной валюты. И такая информация тоже проходила.

Слово Святогорову:

«Но наша „бухгалтерия“ подсчитала, — что, взорвав только один корабль, прибывший по Дунаю из Вены со станками и боеприпасами, мы нанесли врагу урон, многократно превышающий эту сумму.

Однако не принять во внимание сообщения продажных газет мы не могли. Понимали: уж если гестапо взялось за Зорича, то в покое не оставит — в чем в чем, а в провокациях и терроре фашисты поднаторели.

Поэтому мы усилили охрану штаба и стали пристальнее приглядываться ко всем новоприбывшим в Скицов.

А людей сюда приходило немало. Они стекались практически со всех окрестных селений, узнав, что именно здесь находится партизанский штаб. Многие просились в отряд искренне, чтобы добить фашистского зверя. Другие — просто отметиться в конце войны, а третьи — для того чтобы не смыть, а скрыть свои преступления или наплодить новых. Часть приходящих спешили сообщить о расположении вражеских засад или очередном местонахождении карателей. А иная старушка, глядишь, приносила несколько пар теплых носков или варежек, вечерами связанных в осиротелой хате.

Приходили в Скицов и для того, чтобы разжиться харчами — либо купить, либо обменять. Так как отряд здесь основался прочно и, значит, не допускал фашистов в село, то у жителей и хлеб сохранился, и кое-какая живность.

Этим как раз и решил воспользоваться немецкий военный комендант Злате-Моравце, заслав к нам своего агента».

Однажды партизаны-разведчики доложили своему командиру о появлении в селе неизвестного в гражданском платье. Незнакомец своим поведением почему-то вызвал подозрение — на взгляд бдительных партизан, он бесцельно бродил по расположению села. Вот уж истинно благоразумная недоверчивость — мать безопасности!

В своей непонятной одиссее пришелец изредка наведывался в хаты, всё больше находился на улицах. Создавалось впечатление, что он прибыл как любознательный путешественник для ознакомления с «достопримечательностями партизанской стоянки».

Зорич приказал задержать «неизвестного туриста» и срочно доставить его в штаб.

Когда «праздношатающегося» привели в комнату майора, то перед руководителем группы оказался ничем не примечательный человек. Мужик как мужик — среднего роста с типичным крестьянским лицом и рабочими жилистыми руками, в крестьянском одеянии, но почему-то с виновато бегающими глазами.

— С чем пришли в село? — поинтересовался Зорич.

— С добрыми намерениями!

— Интересно, а с какими, добродию? — Допрашивающий неожиданно вставил по инерции чисто украинское словцо, которое как раз подходило под ситуацию.

— Купить себе небольшого кабанчика, так как немчура не только всю домашнюю живность извела, что называется, под корень, — корову, птицу, кроликов, но и остатки хлеба забрала. Дома остались голодными дети и старики. Вот я и решил, пока осталось немного картошки и свеклы, обзавестись поросенком и дотянуть до нового урожая, — испуганно бубнил, краснея лицом, незнакомец, всё время пряча пугливые глаза.

Он явно волновался, причем настолько сильно, что его буквально трясло в ходе беседы: пальцы рук дрожали, лицо внезапно стало пунцовым, он стал заикаться.

«Что с ним? Почему он так заволновался? От природы, что ли, такой „пугливый“ или тут что-то нечистое?» — подумал Зорич и ещё раз жестко и внимательно взглянул в испуганные глаза незнакомца.

Слово Святогорову:

«Всё как будто учел опытный агент: и вид довольно простецкий, и одежда соответственно, и крепкие „заскорузлые“ ногти с черными-пречерными ободками, будто лишь вчера рылся в земле. Только и на старуху бывает проруха — одной „мелочи“ он не доглядел. Задал я ему вопрос:

„За какие, мол, шиши кабанчика собираетесь купить?“

Он достает из кармана потрепанный кошелёк с засаленными и потертыми кронами, какие обычно откладываются по бедности на желанную покупку. Набралось их что-то около двухсот.

Наконец-то „приехали“! Ведь кто-кто, а местные крестьяне хорошо знали, что поросенок по тем временам стоил, по крайней мере, тысячи три-четыре. Я ему об этом напомнил…

Краснота с лица „покупателя“ моментально сползла, кожа сразу же побледнела, проступили градины пота…

И агент вынужден был сознаться: прибыл сюда „ликвидировать“ майора Зорича с помощью…

Но ребята, обыскивавшие пришельца, уже сами поняли, с помощью чего: они извлекли из-под подкладки пиджака микроскопическую трубочку с белым порошком, издававшим давно забытый горьковатый запах миндаля.

Сомнений не было: в крохотном пластмассовом пенале — цианистый калий».

Партизанское следствие было короткое. Разбираться во всех тонкостях его вербовки гестапо чекистам особой нужды не было. Он назвал конкретного офицера из Братиславского отдела нацистской государственной тайной полиции, который завербовал и в дальнейшем готовил его к террористической операции.

— Что же так мало денег дали тебе гестаповцы на кабанчика? — задал вопрос один из партизан.

— Дали, сколько дали, — последовал ответ.

— Что — пожадничали или обанкротились? — съязвил Зорич. — Совсем немцы перестали думать.

— Товарищ майор, да он, наверное, часть сребреников-то фашистских прикарманил, а может, потратил на спиртное в корчме — пропил прохиндей, а остальными же думал перед нами прикрыться. Ну не кабанчик же ему нужен был, а твоя, командир, жизнь, — заметил капитан Гурский.