меня же оставалось тогда: в IV отделе обороны, у начальника 124-й пехотной дивизии, генерала от инфантерии Лопушанского – 2 батальона (дружина тоже еще не сформированной 124-й дивизии) и у разрушенных мостов на р. Немане оставленные мной 2 батальона, с целью воспрепятствовать немцам устроить где-либо переправу, причем генерал Лопушанский получил от меня приказание перейти в III отдел обороны для занятия позиции позади форта № 7, что он утром 4 августа и исполнил. Для всего же остального фронта обратной позиции – до форта № 6 и далее по Шанцевской горе до р. Неман у поселка Понемунь – не осталось ни одной пехотной части, что и подтвердили своими показаниями: подполковник крепостной артиллерии Макаров, искавший и не нашедший пехоту утром 4 августа в соседних деревнях, и прочие артиллеристы III отдела обороны, показавшие, что они испортили орудия и окончательно отступили 4 августа, в 4 ч дня только потому, что для их прикрытия не было ни одного пехотного солдата. Окончив у своего блиндажа разные распоряжения, я через Зеленую Гору в 9 ч вечера 3 августа поехал на форт № 6, во-первых, как на центральный пункт III отдела обороны и, во-вторых, чтобы удостовериться, насколько успешно генерал Цыцович возвращает свою ушедшую пехоту, и, при выезде из города на Вилькомирское шоссе (поворот на форт № 6 по шоссе), уже в сумерках увидел по всему полю и по обочинам шоссе массу отходящей пехоты, а по самому шоссе – обозы. У меня сразу явилось убеждение в том, что или пехоту увели их начальники по чьему-то приказанию (что дознанием и подтвердилось, так как говорили, что кто-то приказал), или она, истомленная 11-дневным беспрерывным боем, вышла из рук своих начальников, а потому остановить и вернуть ее есть мой долг, как старшего начальника. Решив остановить пехоту во что бы то ни стало и желая при этом узнать, какие части здесь отходят, в темноте уже я проехал до первого дефиле (мост через р. Зверцу у пос. Кормилово), где и задержал голову идущих частей пограничной дивизии и разные команды ополченских дружин, приказав им становиться на привал. Из пос. Кормилово через пос. Янов в 12 ч ночи с 3 на 4 августа я послал свое донесение за № 28001, в обвинительном акте приведенное. Передав дальнейшие приказания явившемуся ко мне начальнику пограничной дивизии генерал-майору Транковскому и приказав ему с рассветом идти в Ковну и выслав разъезды к р. Вилии к генералу Лопушанскому для связи, я поехал назад к Ковне и свернул к югу на фольварк Довалговичи, где нашел остатки 96-й ополченской бригады. Затем, получив сообщение, что от форта № 6 и из II отдела обороны войска отходят к поселку Румшишки, я ночью же поехал на форт № 6, но в темноте запутался в проволочных заграждениях, выехал к рассвету на обрыв к долине р. Неман, близ полустанка ж. д. Неверовичи, откуда и увидел войска и обозы, идущие к пос. Румшишки. Если на Вилькомирском шоссе оказалась вся пограничная дивизия, то здесь по дороге в 10 верст длиной двигалась не иначе как вся 104-я пехотная дивизия генерала Цыцовича, и он ее, следовательно, не остановил и не вернул к форту № 6, что свидетелями и подтверждается. Желая спасти положение дела в ожидании на 4 августа помощи
извне, к форту № 4 (3-й Сибирский корпус), видя тем более, что на форте № 6 мне без войск пришлось бы играть лишь пассивную роль,
я, во имя долга службы и памятуя о значении на войне частной инициативы, решил и здесь остановить отходящих лично, не надеясь на начальника 104-й дивизии. Доехав до пос. Румшишки, я приказал останавливать и ставить на бивак части, так как здесь было заметно большое утомление в людях. По дороге я здоровался с ротами и батальонами 413-го и 415-го полков 104-й дивизии и командами прочих отходящих частей, что дало мне право думать об отходе всей 104-й дивизии
по чьему-то приказанию. Указанным приемом я остановил почти все части пехотного гарнизона, хотя отдельные части успели пройти до поселка Яново, ст. Кошедары и пос. Жижморы, куда ушли бы и остальные, если бы я их не остановил. В пос. Румшишки меня встретил офицер с запиской от штаба 34-го корпуса, каковой запиской командующий X армией требовал от меня доклад о положении дела. Писать подробное донесение и послать его назад через пос. Кормилово в пос. Янов потребовало бы 4–5 ч времени, и на мое замечание, что я не в состоянии этого скоро сделать, приехавший офицер сказал, что это исполнить быстрее можно через их штаб 34-го корпуса в фольварке Владыкино, близ ст. Кошедары, где есть аппарат Юза, и что езды туда 30–45 мин. Поэтому я и решил сам съездить во Владыкино и, доложив лично о положении дела, просить у командующего X армией указаний и помощи в данном случае, так как ему я был вновь подчинен.
Действуя в своем крепостном районе, куда входят ст. Кошедары, фольварк Владыкино и прочие места, где я останавливал войска, и не имея в крепости определенной точки моего безотлучного пребывания, тем более что я везде оставлял ответственных начальников для дальнейших распорядков, я думал лишь о пользе дела и не подозревал, что за эту отлучку буду предан суду. Из разговора с командующим X армией видно, что во Владыкине я был задержан; следовательно, и возвратиться к войскам я не мог, а это невозвращение в обвинительном акте главным образом и определяет мою вину, наказуемую по ст. 245.[10]
Все мною сказанное, как искреннейшая исповедь и подтверждаемое многими свидетелями, указывает на то, что ничего позорного или преступного мною содеяно не было и я неповинен в том, что пехотные части гарнизона, помимо физической их слабости, не были обучены, воспитаны и стойки и что начальники их не были авторитетны между ними и самовольно уходили с ними в тыл. Все эти войска недавно прибыли в крепость (за 10–15 дней до штурмов, даже за сутки, как 413-й, 414-й полки) и с похода или из поезда шли прямо на позиции в бой. Что сама крепость была слаба против современных могучих орудий и что она не могла противопоставить ураганному огню многочисленной артиллерии германцев такого же ураганного огня и по количеству и по разрушительной силе снарядов, должно быть вам известно более, чем другим. Также, я думаю, вы не откажетесь подтвердить, как специалисты дела, что никакая крепость не может защищаться долго без помощи пехоты. Столь несчастливо сложившаяся обстановка дала и печальные результаты. Но разве я
