Константин Ривкин - Ходорковский, Лебедев, далее везде. Записки адвоката о «деле ЮКОСа» и не только о нем

В то же время, когда стало известно, что именно Данилкин принял в феврале 2009 года второе дело Ходорковского и Лебедева к своему производству, у нас не было ни малейших сомнений в том, что те, кто определял, какой именно судья будет вести данный процесс, предварительно очень хорошо подумали. Понятно, что такое решение должно было гарантировать абсолютную управляемость и недопустимость появления каких-либо неожиданностей.

Сам по себе Хамовнический суд к тому времени уже был сопричастен к «делу ЮКОСа». К примеру, его судья Сучков в июне 2005 года выносил заключение о наличии признаков преступления в действиях адвоката Адвокатского бюро «АЛМ Фельдмане» Павла Ивлева, имя которого затем стало активно использоваться в фабулах обвинений против наших подзащитных. Сам Данилкин также не остался в стороне: в августе 2006 года к нему обращался тогдашний руководитель следственной группы, следователь по особо важным делам Хатыпов, за санкцией на обыск в одном из адвокатских образований, где планировалось найти связанные с ЮКОСом документы. Интересно, что, давая согласие, в своем постановлении Виктор Данилкин упоминал со ссылкой на данные расследования непоименованных бывших руководителей и менеджеров ОАО «НК “ЮКОС”» как членов некоей организованной группы. Поэтому было не очень удивительно, что после утверждения обвинительного заключения заместитель генерального прокурора РФ Гринь направил 188 томов уголовного дела персонально на имя председателя Хамовнического суда г. Москвы Данилкина, который затем 1 год и 9 месяцев «вершил правосудие».

В целом можно однозначно утверждать, что внешне обстановка в процессе, руководимом Данилкиным, кардинально отличалась от того, с чем мы столкнулись в Мещанском суде по первому делу. Все было намного лояльнее и с первого взгляда демократичнее. Сказанное касалось порядка общения с подзащитными, использования вспомогательной техники, распорядка заседаний, поведения в словесных баталиях с прокурорами, допуска прессы. Казалось бы, этому можно только радоваться, если бы не как минимум две причины для скептицизма. Во-первых, нам было известно, что такого рода благоприятный антураж санкционирован на «самом верху» правоохранительной вертикали. Косвенное подтверждение этим сведениям можно, к примеру, найти в книге весьма осведомленного журналиста «Известий» Владимира Перекреста, писавшего: «После завершения первого “дела ЮКОСа” сменился генпрокурор: место Владимира Устинова занял Юрий Чайка. В том, что Устинов лишился прокурорского мундира, не последнюю роль сыграло сокрушительное поражение, которое потерпело его ведомство в сопровождавшей процесс Ходорковского информационной войне. Новое руководство, похоже, учло этот урок»[71]. Во-вторых, дозволенная демократичность имела четкие пределы и никак не касалась существа обвинения, сути и качества представленных суду «доказательств». Соответственно, самостоятельность председательствующего находилась в определенных границах, и в этом отношении ни у защиты, ни у доверителей особых иллюзий не было. Еще в самом начале процесса одна из коллег спросила у Михаила Ходорковского мнение по данному поводу, и тот ответил, что, по его глубокому убеждению, единственное, что может сам определить судья Виктор Данилкин в нашем случае, – это на какую именно стенку в зале судебного заседания следует повесить кондиционер.

Кстати, внешняя благостная обстановка, особенно на начальном этапе судебного слушания, вводила в заблуждение многих. Побывав как-то на заседании суда, один из разработчиков российской судебной реформы, ученый и судья в отставке Сергей Пашин, остался доволен увиденным, разглядев признаки состязательности сторон. Более того, до определенного периода мои коллеги, специализирующиеся на работе с ЕСПЧ, высказывали опасения, что туда нечего будет представить из аргументов защиты, настолько корректно протекает процесс. Правда, я их успокоил и предложил дождаться момента, когда мы начнем представлять собранные доказательства невиновности и указывать на огрехи следствия. К сожалению, я оказался прав: именно на завершающем отрезке судебного разбирательства судья Виктор Данилкин раскрылся в полной красе, в отдельных случаях даже намного перещеголяв свою предшественницу судью Ирину Колесникову.

Столь длительный срок регулярного пребывания в суде дает возможность поделиться накопленными наблюдениями за личностными характеристиками данного представителя судейского корпуса. Прежде всего берусь утверждать, что ни у кого из защитников нет ни малейших сомнений в том, что Данилкин разобрался с сущностью обвинения и понимал его бредовость. Он, безусловно, не относился к тем судейским дилетантам, у кого слово «акция» вызывало недоумение. Не один раз в течение суда он продемонстрировал свою весьма неплохую память, хотя и не стеснялся признавать, что порой она его подводила. В целом ряде случаев при возникновении конфликтных ситуаций разрешал их оригинальным способом: мгновенно объявлял перерыв и буквально убегал в свою комнату, дабы дать поостыть и себе, и схлестнувшимся сторонам.

Не шарахался от адвокатов, как это зачастую делают судьи. Время от времени приглашал нас к себе в служебное помещение, чтобы решить какие-то возникшие вопросы. Например, о готовности занять вторую половину дня допросом запланированных свидетелей или согласованием дня недели, необходимого для свидания с подзащитными в СИЗО. Как-то просил переговорить с Лебедевым, чтобы тот в своих выступлениях использовал более корректные выражения, говоря о прокурорах и следователях. Не раз интересовался его состоянием здоровья, явно оставлявшим желать лучшего.

Защитники обращались к судье, когда напрямую, когда через секретарей, за получением разрешений на свидание родственникам, иногда предупреждали о планируемом посещении суда иностранными делегациями (если этого не делать, порой синхронный перевод воспринимался как нарушение порядка в зале суда), просили те или иные тома дела перед допросом свидетелей, копии процессуальных документов и т. д. При этом пределы пребывания адвокатов в служебном помещении были строго очерчены: допускалось только нахождение в небольшом «предбаннике», служившем местом расположения секретарей. В таких случаях Данилкин порой специально открывал входную дверь, ведущую в зал, дабы все там находившиеся (а ближе всего к двери располагалась скамья прокуроров) могли видеть, что адвокаты не вступают с ним в сговор, не угрожают, не передают ему что-либо непотребное. Своего рода публичность судебного процесса во всех многогранных проявлениях.