Я в свою ходил атаку… - Александр Трифонович Твардовский
Баня – отдых и отрада (в мирной жизни, ее-то на войне особым образом требуют)
Если баня хороша,
Просят тело и душа.
А на чужой стороне, где за какую только дрянь не берешься руками, на чем только не валяешься, тут совсем нельзя без бань.
И опять же – вошь заграничная. Своя вошь и блоха не так лиха. А блоха не так лиха. Это уже баня, начало. Дай погреться, отпотеть, не спеши, сзади очереди нет. Голый народ в бане. И на всех – отметки, знаки, рубцы, что в боях прошли вояки этот путь прошли бойцы. До чего различны формой раны на теле – та подковкой, та звездой, та запятой, та сквозная, вырезная, та – как будто бы заплатка на спине.
«Рана просит». А я, ребята, под землей лежал полдня, я с тех пор не могу попариться вволю, отмыться. Баня – отдых и отрада – за войну – Я их все от Сталинграда помню, как одну. «Вот помылись – и пошли»… Да война, кому война, а кому – <…> одна. Ротный писарь, помпохоз. Нет, возьми повыше. А кому – так просто дача на усиленном пайке. Дай-ка кончится война по приказу – большой привал, и тогда он скажет сразу:
– Что ж, а я не воевал?
– Я салюты подавал.
– А для высшего начальства
Кто грибки мариновал?
Не касайся тех, что (пушки) танки,
Тех, что пушки льют.
Не касайся тех, что паровозы водят.
Не касайся тех, что пашут на коровах, – хлеб дают.
Все время на полке Теркин, его не могут угадать (что за парень). Веники – отечественные, со Смоленщины еще.
– Добавь.
– Ну, а я не воевал
Молвить некто вправе.
Я частушки сочинял.
О гвардейской славе.
–
Жара:
Вот бы Гитлера сюда
На расправу без суда.
– Нет, спасибо. Хорошо.
Я бы парился и дольше,
Да боюсь, что лопнет шов.
«Близко ложит».
Дай! Дай! Дай! Дай.
Пар погуще нагнетай.
Слез – красный, а раны побелели (?)
– Верно, хлопцы, – тот и этот
Воевал.
И солдат, и генерал,
И танкист, и даже клоун
В прифронтовой полосе.
И на фронте, и в Сибири
Воевали, словом, – все.
«Тыл и фронт – родные братья»
Только я скажу для пущей
Точности, что никто мне не грозил:
Вот не справишься с задачей
То гляди – отправим в тыл.
Русский веник, запах чуждый
Перебил.
Скоро веники будут новые.
Новым веником хлестаться
В честь победы над врагом.
Ах, земля, и в чужбине
Пахнет, братцы, по весне[57].
–
В столе – бумаги, записи по военным предметам:
«26. II.45 Первая тема
Самокапывание Маскировка бойца
Задание инжинернова дела пехот
Атрыть ичеики для стребы лежа
Атрыть ичеики для стрбы сколена
Атрыть ичеики для стрбы стоя
Маскировка бойца» и т. д.
Странно представить себе, что это человек в составе великой армии, находящейся за границей и громящей такого первоклассного противника, еще только учится самым азам той науки, которая обеспечила его местонахождение здесь.
–
Загоскин А.А., ст. л[ейтена]нт, командир роты, заезжал опять после (четвертого ранения!) со своей аккуратной тетрадкой стихов. В стихах – ничего от быта, от богатейшей реальности переднего края и т. п. Ничего или уж слишком мало, случайно. И сам довольно простоват, несмотря на свою искушенность в мелколитературной суетности (был когда-то «руководителем литобъединения при газете ЦК профсоюзов кожевенно-обувной промышленности). Но есть хорошие строки под Некрасова, Исаковского и др.
За войну я увижу полмира,
Перейду через множество рек,
И к дверям своей старой квартиры
Подойду, как чужой человек.
21. III М.И. – А.Т. Москва – п/п 55563
Письмо с вырезками стихов и заметкой получила. Оказийное письмо вручил Бубенков лично. Текст «Расплаты» пришел вовремя, хотя он был нужен больше для спокойствия, нежели для существенных поправок. Кажется, «Расплата» завтра в «Известиях». Она же сегодня напечатана «Красным воином». Смоленская книжка отдана Рыленкову. Привет тебе от Жданова В.В. («Комсомольская правда») и от Орлова Д.Н. Дала ему читать «Деда и бабу» и «Смерть и воин».
21. III М.И. – А.Т. Москва – п/п 55563 (открытка)
Сегодня в «Известиях» и в «Комсомольской правде» (№ 67) два твоих стихотворения: в первой газете «Расплата», во второй – «Про солдата-сироту». Второго я еще не видела, может, ты и будешь меня бранить за купюры, которые я сделала, чтобы иметь возможность дать его в печать, – я к этому готова – полагаю, что лучше бранить меня, чем чужого дядю, который сделал бы это хуже…
22. III М.И. – А.Т. Москва – п/п 55563
…Как видишь, бумажку и тебе заготовили вовремя. Все дело в том, что почему-то считают, что ты в Москве, удивляются, что это не так… Ничего интересного и нового по твоему вопросу я сообщить не могу. Дело в инстанции. Когда оно разрешится – неизвестно. Два человека могли бы мне что-нибудь сказать, но одного из них нет в Москве (Суркова), а к другому (Маршаку, кстати, тоже выдвинутому) сейчас невозможно обращаться. Он в полной прострации (Яша все в том же положении).
Михаил Васильевич <Исаковский> сам плохо осведомлен, мало где бывает. Однако, если бы что-то уже определилось, конечно, услышал бы, но, видимо, не определилось…
Между прочим, отсутствие твоей фамилии под некрологами мы тоже заметили и посчитали за свинство. Михаил Васильевич сказал, что в личной беседе он обратит внимание Поликарпова на
