Александр Бармин - Соколы Троцкого

На что же Шумятский, этот великий организатор, старый революционер, умевший разрубать гордиевы узлы, тратил свое драгоценное время? Пытался заручиться поддержкой своих начинаний у бюрократии? Даже не на это! Большую часть своего времени он проводил в поездках на дачи сильных мира сего – Кагановича, Ворошилова, Микояна и других друзей Хозяина, устраивая кинопросмотры в их личных кинозалах заграничных фильмов, которые никогда не показывались публике, и даже специалистам кинематографии, но которые импортировались за золото для развлечения этих советских аристократов.

Прежде чем любой советский фильм мог быть показан публике, его должен был посмотреть Сталин со своими приспешниками. Шумятский должен был выслушивать их советы, которые на самом деле были приказами; вынужден был вносить поспешные исправления или вообще запрещать весь фильм без объяснения причин; увольнять артистов и специалистов только потому, что Хозяин нахмурился.

Премии в кинематографе Шумятского распределялись так же произвольно, как и наказания. Молодая, не обладавшая особыми достоинствами артистка Орлова только за то, что она снялась в фильмах «Цирк» и «Веселые ребята», получила почетное звание заслуженной артистки республики, отличие, которое было установлено для тех, кто по два-три десятилетия отдал искусству. Можно представить себе чувства Станиславского, который должен был произвести переворот в современном театре, прежде чем он был удостоен этой чести!

Шумятский, будучи номинальным руководителем крупной отрасли, фактически не мог заниматься своим делом и только мешал работать своим подчиненным, превратившись в придаток правящей бюрократии. Себе он построил шикарный дворец под Москвой, но наслаждался им недолго. Не знаю, что не понравилось в нем Сталину, разве только сам факт того, что он был старым большевиком, потому что Шумятский никогда не проявлял ни малейшего тяготения к оппозиции. Он, как и многие другие, был обвинен в некомпетентности и в 1937 году исчез. Исходя из предположения, что никто из крупных советских чиновников не может просто уйти в отставку, я полагаю, что он сейчас находится в концлагере, если вообще не расстрелян.

Иногда самые пустяковые вещи указывали направление дальнейшего развития событий. Я вспоминаю вечер, проведенный в компании нескольких известных советских интеллигентов, которых я не стану называть, чтобы не доставить им неприятностей. Один из них «Икс», известный архитектор, неожиданно начал рассказывать о проекте строительства грандиозного Дворца Советов, недалеко от Кремля на берегу реки Москвы. Чтобы расчистить строительную площадку, саперы уже взорвали динамитом огромный храм Христа Спасителя. Творческий конкурс был закончен, когда Сталин остановил свой выбор на здании круглой формы с колоннадой, к которому архитектурный гений вождя добавил колоссальную фигуру Ленина из нержавеющей стали.

– Все это будет выглядеть, – сказал «Икс», – как огромный шоколадный торт, так близкий сердцу берлинских кондитеров, в который они иногда втыкают свечку, куколку или маленький букетик цветов. С технической точки зрения – это шаг назад, к худшим образцам зданий, популярных в прошлом веке. Большая часть помещений будет зависеть от искусственного освещения, число выходов будет явно недостаточно, а огромные размеры помещений создадут серьезные трудности строителям. Но это еще не главное – сама площадка могла выдержать только собор; почва там влажная и часто проседает, часть фундамента будет покоиться на болоте; укрепление грунта обойдется в десятки миллионов рублей. И для чего ставить это чудовище вблизи Кремля? Никому, у кого есть хоть капля вкуса, это не пришло бы в голову.

Спустя несколько дней я прочел в газете, что архитектор «Икс» с большим энтузиазмом поддержал проект этого строительства! Его попросили высказаться, и он знал, что надо говорить.

К этому я мог бы добавить несколько собственных мыслей относительно этого проекта. Зачем тратить миллионы на строительство дворца, когда жители Москвы задыхаются от перенаселенности? Как объяснить то, что ни один из рабочих-депутатов Моссовета не встал и не сказал: «Не лучше ли будет, товарищи, использовать эти миллионы на строительство жилья для рабочих?» Но советская власть уже перестала существовать, от нее осталось одно название. Любой депутат, серьезно относящийся к своим обязанностям, был бы сочтен идиотом или контрреволюционером. Разве Сталин не лучше всех знает, что надо делать?

Многие люди понимали то унизительное положение, до которого их низвели, но что они могли сделать? Они могли только горько усмехаться. В то время среди партийной интеллигенции было распространено такое высказывание, которое отражало общее настроение: «Лучше всего не думать; если не можешь не думать, то не говори; если говоришь, то не пиши; если пишешь, то не публикуй; а если публикуешь, то немедленно сознавайся и кайся».

В своем учреждении я тоже стал замечать подобные перемены. Профсоюз практически перестал существовать. Раньше с профсоюзной организацией надо было считаться во всех случаях наказания сотрудников, их увольнения, изменения условий оплаты труда и т. п. Теперь же директора предприятий и мы, управленцы, уже могли не обращать внимания на тех, кто представлял интересы работающих. Профсоюзная организация продолжала существовать, но она занималась только выполнением партийных указаний. И, помимо этого, она занималась «добровольной» подпиской на облигации Государственного займа. Фактически служащий, как и рабочий, стал абсолютно беззащитным.

Вся эта атмосфера стала до того тягостной, что я стал подумывать о том, чтобы подыскать себе работу, где я был бы избавлен от всякой ответственности, например библиотекаря или кассира в кинотеатре. Мне хотелось иметь больше свободного времени, чтобы думать о жизни; занять такое место в обществе, которое позволило бы мне взглянуть на все с другого угла, проверить обоснованность своих сомнений. В конце 1933 года я ушел из «Станкоимпорта» и обратился с просьбой в Генштаб перевести меня из запаса на действительную военную службу.

29. ВСТРЕЧА СТАРЫХ ДРУЗЕЙ

Я надеялся, что по возвращении в армию меня направят в военно-воздушную академию. Там я на четыре года буду избавлен от политики и бюрократии. Это было пределом моих мечтаний. Но меня ждало разочарование.

Советский Союз уже некоторое время поставлял небольшие партии оружия в ряд стран Востока, осуществляя эти операции через различные ведомства. Теперь Сталин дал указание сконцентрировать весь экспорт вооружений в одних руках. В Наркомвнешторге уже существовал небольшой трест, который занимался экспортом автомобилей. В целях обеспечения конфиденциальности было решено расширить этот трест и создать в нем специальное подразделение для торговли оружием. Как раз в момент моего ухода из «Станкоимпорта» возникла проблема подбора кандидатуры на пост директора нового треста. Генштаб хотел видеть на этом посту военного, и вот, вместо того чтобы направить меня в авиационную академию, он предложил Политбюро мою кандидатуру на эту должность. Сталин ее одобрил. Меня вызвал Розенгольц и сообщил эту новость.