Николай Микава - Грузии сыны

Но однажды пришлось ему выйти в город с винтовкой. Он беззаботно шел по улице и вдруг неожиданно лицом к лицу столкнулся с городским комендантом Рейтером. Вано быстро оглядел себя и вдруг с ужасом заметил, что забыл в казарме штык.

Комендант, наполовину грузин, хорошо знал грузинский язык и очень любил эту страну, где он родился и жил. Он заметил Вано без штыка, остановил и забрал в комендатуру, где, конечно, он бы не миновал наказания. Рейтер шел впереди. Вот они уже пришли на место, комендант обернулся и вдруг окаменел от изумления: перед ним стоял Вано со штыком.

— Как фамилия?

— Сараджишвили.

— Сараджишвили или Сараджев?

— Сараджишвили!

Комендант с головы до ног оглядел обаятельного юношу и спокойно сказал:

— Скажите, как вам удалось обмануть меня? Только скажите правду.

— Я торопился. Из дому бежал так, что забыл надеть штык. Когда я шел за вами, увидел товарища. Подозвал и незаметно от вас…

— Значит, ваш товарищ на Головинском проспекте снял штык и передал вам, не так ли?

— Он не виноват, я отнял!

— Как его фамилия?

— Прошу вас, накажите меня… Он не виновен.

Рейтеру понравились смелость и благородство солдата. Он не стал настаивать.

— Идите!..

Таким был всегда живой, смышленый и смелый Вано.

Вано твердо решил учиться, чтобы стать профессиональным певцом. Говорят, первым его учителем был известный в свое время певец Усатов — первый учитель Шаляпина. Вано был одержим. Не пропускал ни одного оперного спектакля. Пел по слуху. Пел все арии и партии: тенора, баритона, баса, меццо-сопрано, сопрано…

У Давида Сараджева, известного родственника Вано, часто устраивались вечера в его особняке на улице Мачабели. Здесь собирались певцы, художники, музыканты, писатели, талантливая молодежь.

Вано великолепно играл на гитаре и пел. Красивый голос, бархатистый тембр, природная музыкальность — все было у этого человека. Советовали серьезно заняться пением.

Был один из вечеров у Сараджева. Присутствовал Михайлов (заведующий палатой казначейств), любитель музыки. Был здесь и Бахуташвили, который привел с собой Акакия Церетели.

Попросили спеть Вано. Он начал петь, и у Михайлова бокал с налитым вином так и застыл в руке. Он еще не слышал такого голоса. Вспомнил, что это для Вано просил хозяин какую-нибудь работу. Михайлов дослушал песню и громко, категорически заявил:

— Чего он хочет? Службу? Какая ему служба? Чтобы сегодня же заниматься — и ни слова! Это же необыкновенное явление, это же чудо, господа! Для вас я готов на все. Только когда я умру, на моей могиле спойте «Мхолод шен ертс…»

Вскоре была назначена комиссия. Слушали Вано. Присутствовал Илья Чавчавадзе. Вано спел одну песню и не успел начать вторую, как Илья коротко решил:

— Должны. послать на учебу, говорить тут нечего. Помощь окажем.

Через неделю газета «Цнобис пурцели» сообщила своим читателям: «Назначены стипендии студентам Александру Полторацкому, Захарию Цицишвили и учащемуся в С.-Петербургской консерватории Иване Сараджишвили».

В Петербурге Вано встретили друзья. Здесь жила его двоюродная сестра Евгения Сараджишвили. Здесь он впервые увидел итальянскую оперную труппу и услышал итальянских певцов, о которых ему столько говорили на родине.

Санкт-Петербург. Начало века. Предрассветный туман. Уходящее старое. Неизвестное будущее. Все загадочно. Неопределенно, неизвестно.

Северная столица напоминает Рим перед падением, Константинополь — перед нашествием сельджукских орд.

Таков Петербург. Внешне все по-прежнему: золото, блеск, мишура.

На сцене новые дарования, но театр умирает. Он не может идти старой дорогой — других путей не видно. Там, в Москве, что-то зарождается, какие-то дерзания, смелые шаги, новаторские начинания. А здесь дух казенщины, дух императорских театров.

Вот в этот Петербург приехал Вано Сараджишвили. Но его ничего не интересует, кроме пения и учебы.

Здесь сейчас в моде грузинская музыка, грузинские песни. Чайковский, Римский-Корсаков, Ипполитов-Иванов увлекаются ими.

— Это же настоящий контрапункт, творчество великого мастера, не может быть, чтобы они были народными, — сказал Римский-Корсаков, послушав грузинское хоровое пение.

Часто устраивались грузинские вечера. Инициаторами были замечательный актер Владимир (Ладо) Месхишвили, Сумбаташвили-Южин, Михаил Нанобашвили, Евгения Сараджишвили, Вано Сараджишвили, профессор Хаханашвили, академик Н. Марр, Иване Джавахишвили и многие другие.

Вано приходил на эти вечера в белой черкеске и голубом архалуке.

На первом же публичном выступлении он своим голосом буквально очаровал искушенных слушателей. Впервые с петербургской сцены раздалась песня грузинского аробщика.

Вано с головою ушел в новую жизнь. Начал заниматься у знаменитого тогда в Петербурге профессора И. П. Прянишникова. Вначале тот не хотел его принимать.

— Послушаю. Если только замечу искру какую-нибудь, порекомендую хорошему педагогу. О занятиях у меня и речи не может быть, — заявил он.

Вано задели слова профессора, и он подготовился к сражению.

Прянишников сел у рояля. Вано начал и… педагог слушал молча. Это был огонь, а не искра. Мягкость бархата, легкость ветерка и серебряный звон слышались в его голосе. Изумительный тембр.

— Может быть… еще что-нибудь споете?

— Что именно?

— Все равно, что вы знаете.

— Каватину Фауста можно?

— Фауста?!.

— Да.

— Да, но вы ведь нигде не учились, это и старым мастерам трудно петь.

— Ничего…

Вано великолепно исполнил это трудное музыкальное произведение.

— Завтра же приходите… когда хотите, никакого времени я вам не назначаю. Ни копейки от вас не хочу. Завтра же, слышите?

На второй же день они начали заниматься. Так «Фауст» открыл Вано дорогу в жизнь.

В 1905 году Вано уже поет в знаменитой оперной труппе Алексея Церетели (сын грузинского поэта Акакия Церетели), В этой труппе выступали: Лина Кавальери, Баронат, всемирно известный тенор Мазини, Ансельм, Батистини, Наварини и др. В эту блестящую плеяду «звезд» был принят и Вано Сараджишвили. Но он не потерялся и вскоре стал звездой первой величины. Ему было тогда двадцать пять лет. После каждого выступления корзины красных роз заполняли его артистическую уборную в морозном Петербурге.

Партию герцога он пел на итальянском языке рядом со знаменитой Ван-Брандт. Не так-то легко было пробить себе дорогу в тогдашнем Петербурге — признанном центре музыкальной культуры, когда рядом, со сцены императорского театра, раздавался гениальный голос Федора Шаляпина. В эти годы познакомился Вано с ним, а подружились они в Италии.