Валентин Бадрак - Стратегии счастливых пар

Самым удивительным феноменом этой пары явилось то, что претензии к литературно-философскому сообществу и определение себя как средоточия современной мысли были признаны этим сообществом, увенчались неоспоримой победой двоих одинаково одержимых людей. Что это, поразительная способность проникать в глубины человеческого сознания или совместное, двойное помешательство? Примечательно, что составитель обширной энциклопедии гениальных личностей с признаками помешательства Александр Шувалов без колебания поместил среди таковых и Дмитрия Мережковского, и Зинаиду Гиппиус. Так, цитируя «Эвропатологические заметки» от 1925 года, Шувалов указывает: «Психически заболел религиозным помешательством проживающий во Франции известный писатель Д. С. Мережковский. Он помещен в одну из психиатрических больниц Парижа». Сам он делает вывод относительно соответствия проявленных черт писателя «основным симптомам шизоидного расстройства личности», допуская развитие у него «психоза неясной этиологии» и даже «бредового расстройства, которым в настоящее время обозначают шизофрению». Не менее интересны и его выводы относительно Зинаиды Гиппиус, которой приписывается «истерическое расстройство личности». Шувалов опирается на любопытную цитату Нины Берберовой: «Теперь мы знаем, что она из своих неврозов делала свои стихи, писала свои дневники и своими неврозами кормила свое мышление, делая свои мысли яркими, живыми и острыми не только благодаря их сути, на которой, как на драгоценном компосте, они вырастали и зрели, но и благодаря тому стилю, которым они облекались».

И все же не была ли вопиющая с точки зрения сторонних наблюдателей и медиков ненормальность производной от совершенно осознанного способа продвижения идей при, естественно, известном следовании за своей натурой. Ведь для того, чтобы завоевать симпатии и антипатии окружающих, то есть вызвать сильнейшие эмоции, необходимо не просто действовать, а применять методы, подобные щелканью кнутом возле самого носа наблюдателя. Кто-то этому удивится, кто-то восхитится, а кто-то будет возмущен и раздражен. Однако никто не посмеет сделать вид, будто ничего не происходит. Именно такие, в высшей степени резонансные, порой даже цирковые элементы старательно вплетала в общую, двойную стратегию Зинаида Гиппиус. Но весь фокус состоит в том, что при мастерском жонглировании чувствами собратьев из литературного сообщества опиралась-то она на могучий интеллект и ум своего друга. Мережковский и вправду обладал редкими способностями к фундаментальным исследованиям и исключительному, порой кажущемуся невероятным по объемам труду.

И если Мережковский создавал идеальный по вкусовым качествам гарнир к общему интеллектуальному продукту, то рекламой продукта занималась Гиппиус. Причем делала это превосходно. «Она позволяла себе все, что запрещалось остальным», – запальчиво написал о ней Виталий Вульф. Ее вопиюще броские мужские наряды, призванные ошеломлять, почти вульгарные выходки, чрезмерно броский макияж, волнующая игра с литературными мужами преследовали единственную цель – захватить пространство, заставить признанные умы служить идее и себе как весомой части этой идеи. За ее нарочитой демонстрацией женских прелестей (то при приеме в спальне полуодетой, то при выборе просвечивающей одежды) скрывалась метущаяся натура, стремящаяся прежде всего к тому, чтобы быть принятой, допущенной к «мужским» делам. В аудитории иллюзионистом выступала она – как женщине с демонстративным, взрывным характером ей это было под силу. И ей это безумно нравилось! И хотя она сама признавалась, что порой опережала мыслями мужа, разработчиком идеологии являлся как раз Мережковский – планета на литературном небосклоне замечательная и непохожая на бойких специалистов по использованию языковых форм прежде всего наличием идеи. Идеи, столь могучей и пробивной, едкой, как кислота, не было ни у кого из русскоязычных литераторов! Ни у лукавого Бунина с его словесными красотами, ни у остроумного Чехова с его разящей сатирой, ни у прямо линейнотро – гательного Горького с тяжелым комплексом униженного человека, ни тем более у противоречиво-благородного Куприна с его тревожностью и склонностью к хмельным дебошам. Нет смысла говорить о плеяде пылких поэтов, роившихся вокруг искусно созданного «салона» Гиппиус – Мережковского, пленявших певучей красотой рифм и проникавших в самое сердце, но никогда не определявших общее направление. Брюсов, Блок, Есенин и многие другие восходящие и взошедшие на литературный пьедестал современники не могли претендовать на роль мыслителей. В данном месте (в русскоязычной литературе) и в данный момент времени такой силой обладал лишь Мережковский. И вовсе не случайно проницательный обозреватель «Таймс» как-то назвал его истинным преемником Толстого и Достоевского.

В этой экспрессивной энергии духа, относящейся даже не литературе, а к деятельности философов и мыслителей, проявилась их двойная сила, мощь двойного удара по разуму современников. В этом и состоит главная польза объединения творческих порывов; достижение «понятости» и «принятия», что и для Мережкоского, и для Гиппиус в конечном счете составляло цель жизненных усилий. Поодиночке это было бы невозможно. Такая постановка вопроса если и не снимает с них ярлыки «ненормальности», то многое объясняет, потому что и невообразимый, сродни каторжному, труд Мережковского, и несусветное «кривляние» Гиппиус преследовали одну, причем общую, цель. Благодаря этой осознанной необходимости друг в друге, подкупающей культовости отношений, диковатом стоицизме и пластичности установок была написана убедительная мелодия их пронзительного, фанатичного счастья.

Надо сказать, что созрели для «пророчества» они тоже не сразу, литературно-художественный салон был лишь разминкой перед большим семейным предприятием.

Пожалуй, кульминацией их деятельности можно считать создание «Религиозно-философских собраний», что совпало с периодом окончания основных «чувственных исканий» Зинаиды, которая порой позволяла себе следовать за собственной страстью. Но и «разработка» программы «неохристианства», и придуманное «Царство Третьего Завета», которое должно было прийти на смену христианству, и глобализм идеи религиозно-философского возрождения интеллигенции в новом веке явились плодом общих усилий духа, прежде всего результатом попытки внутреннего совершенствования. Наверное, не будет преувеличением сказать, что главным достижением всей этой мыслительной архитектуры и сотворения нового мировосприятия явилась укрепившаяся любовь. Не после венчания и создания литературного салона, а именно после выношенных совместно идей родилась настоящая семья Мережковских.