Александр Майсурян - Другой Ленин

Так назвало городское управление г. Або улицу, носившую раньше название «Русско-церковная». Первоначально, в порыве слепого озлобления против русских, улицу переименовали в Русско-свиную.

Но запротестовали жители улицы:

— Не хотим жить на Свиной!

Понадобилось название поизящнее… И вот появилась: «Улица, освобожденная от русских».

Ликует глупый, мутноглазый чухна… Глупый и жалкий «победитель», не долог праздник на твоей улице».

«Или вши победят социализм, или социализм — вшей!» В годы гражданской войны Ленин часто применял свой излюбленный способ побудить к действию — преувеличить тяжесть положения, довести ее до наибольшей крайности. Вот, например, его послания 1919 года: «Если мы до зимы не завоюем Урала, то я считаю гибель революции неизбежной. Напрягите все силы». «Поймите, что без быстрого взятия Ростова гибель революции неминуема».

А порой в ею словах можно уловить и проблески юмора, но тон сохраняется прежний — отчаянный: «Или вши победят социализм, или социализм победит вшей!» «Ведь это звучало прямо апокалипсически, — замечал об этой фразе публицист Исай Лежнев. — И — действовало! Голодная, холодная, разутая страна из последних сил напрягалась и вырывала из своего тела сыпную заразу».

«Такие упрямые чудаки бывали во всех революциях». В первые годы революции легальную оппозицию большевикам составляли «нинисты». Так шутливо прозвали меньшевиков и эсеров за их лозунг: «Ни Ленин, ни Колчак». Увы, нинисты фатально проигрывали и тому, и другому. В эмиграции одним из вождей нинистов считался бывший премьер Александр Керенский.

Ленин говорил о них: «Все попытки не стать ни на одну, ни на другую сторону заканчиваются крахом и скандалом». «Мы этих людей видели, мы этих Керенских, меньшевиков и эсеров знаем. За эти два года мы видели, как их толкало сегодня к Колчаку, завтра почти к большевикам, затем к Деникину, и все это покрывалось фразами о свободе и демократии». «Мы не ожидаем особенно блестящих умственных способностей от этих людей. (Смех.) Но можно было бы ожидать, что, испытав на себе зверства Колчака, они должны бы понять, что мы имеем право требовать от них, чтобы они сделали выбор между нами и Колчаком». «Надо разъяснить, что либо Колчак с Деникиным, либо Советская власть… середины нет; середины быть не может». «Всякая средняя власть есть мечта, всякая попытка образовать что-го третье ведет к тому, что люди даже при полной искренности скатываются в ту иди другую сторону». «Поверьте мне, в России возможны только два правительства: царское или Советское… Большевиков никто не в состоянии заменить, за исключением генералов и бюрократов, уже давно обнаруживших свою несостоятельность».

Парламентские учреждения вроде Учредительного собрания не выдерживали раскаленной атмосферы общественной борьбы и лопались в ней по швам. «Учредиловку» разгоняли дважды — первый раз это сделали большевики, левые эсеры и анархисты (знаменитые слова матроса-анархиста Анатолия Железнякова: «Караул устал!»), второй раз — белогвардейцы. Ленин замечал: «Я всегда говорил: прекрасен парламентаризм, но только времена теперь не парламентарные».

Нинисты часто порицали белогвардейцев за нарушение гуманности. Но Ленин эти упреки не разделял: «Довольно неумно порицать Колчака только за то, что он… порол учительниц за то, что они сочувствовали большевикам… Это глупые обвинения Колчака. Колчак действует теми способами, которые он находит».

«Очень может быть, что литературные группы меньшевиков и эсеров так и умрут, ничего не поняв в нашей революции, и долго еще, как попугаи, будут твердить, что у них была бы самая лучшая в мире власть — без гражданской войны, истинно социалистическая и истинно демократическая, если бы не Колчак и не большевики… такие упрямые чудаки бывали во всех революциях». «Подобные люди, при всей даже честности многих из них, во все времена, во всех странах губили дело революции своими колебаниями. Подобные люди погубили революцию… в Венгрии, погубили бы и в России, если бы не были сняты со всех ответственных постов…» Ленин восклицал: «Какое счастье для нас, что 25 октября меньшевики и эсеры отказались (войти в правительство. — А.М.) и ушли!»

В ноябре 1917 года он замечал: «Да ведь нам не о чем с ними разговаривать. Ведь они ничего не могут предложить нам. Они сами не знают, чего хотят. Разве Чернов знает, чего он хочет? Вот другое дело, если бы к нам пришли для переговоров Коновалов и Рябушинский (крупные промышленники, правые либералы. — А. М). Это люди серьезные, деловые. Они знают, чего добиваются. С ними есть о чем толковать. А эс-эры ведь совершенно несерьезные, неделовые люди».

Позднее Ленин говорил об эсерах: «На самом деле их сила — пуф. Поэтому, когда нам сообщают о состоявшемся недавно (в 1919 году. — A.M.) совете партии правых эсеров, когда Чернов заявляет: «Если не теперь и не нам, то кому же больше скинуть большевиков?» — то мы говорим: «Страшен сон, да милостив бог». Теперь мы только удивляемся, как им не наскучит повторять свои ошибки…»

Однако в гражданскую войну власть на Волге и в Сибири переходила от большевиков к нинистам, а от них — к белогвардейским генералам. В 20-е годы Ленин всерьез боялся повторения этой истории и видел в нинистах главную опасность для революции. Слова, обещания и добрые намерения в таких случаях ничего не значат: «Мы в свое время подписывали клятвенные обещания верности царю при вступлении в Государственную думу». Также тогда поступали меньшевики и эсеры… «Я не верю в политике на слово», — заметил однажды Ленин. «Кто же не знает, что в политике учитываются не намерения, а дела? не благие пожелания, а факты? не воображаемое, а действительное?»…

Не лишена интереса переписка Ленина в 1919 году с одним из вождей меньшевиков Николаем Рожковым. Тот уговаривал Ленина стать единоличным диктатором — по сути, взять на себя миссию «русского Бонапарта». Ленин это предложение отверг, назвав «пустяками». Но в следующем письме Рожков снова настаивал на своем…

К 1922 году многие нинисты находились под арестом, но оппозиционные партии еще выпускали легальные журналы («Народ», «Максималист», «Знамя» и другие) и участвовали в выборах в Советы. Старались найти какую-то почву для протеста… Сатирическая заметка из печати 1923 года: «Один безработный эсерик после избирательной кампании в Московский Совет подошел к заводу бывший «Проводник», ища занятий.

— Что тут делают, товарищи, на заводе?

— Галоши…

— А… до свидания!

Эсерик рассердился и быстро повернул от завода. Почему?»