Я его убила. Истории женщин-серийных убийц, рассказанные ими самими - Микки Нокс
Когда Пол куда-то уезжает на всю ночь, мне становится невыносимо находиться в доме. В подвале то и дело что-то грохочет, и это сводит с ума. Мне всюду мерещатся части человеческих тел. То кажется, что мы забыли выкинуть руку, то из-под кровати торчит кусок платья. Я не понимаю, что происходит, и не знаю, как все исправить. Тем не менее мне и в голову не приходит уйти от Пола, ведь такого мужчину я никогда больше не встречу. Вдобавок ко всему полиция приглашает мужа на допрос по делу об изнасилованиях. Вернувшись, он говорит, что у них на него нет улик, но с этого дня становится подозрительным и еще более нервным. С каждым днем его паранойя усиливается.
Приближается Рождество, которое мы собираемся провести дома. Я наряжаю елку, покупаю смешной колпачок для нашей собаки, а потом переодеваюсь в одежду Тэмми и сажусь на колени к Полу.
– Это ты во всем виновата… – Пол рычит все сильнее, а я только улыбаюсь в ответ. Я прекрасно знаю, что подобное раздражает людей, но именно это мне всегда нравилось: разрушать ожидания.
В следующую секунду он хватает с полки уличный переносной фонарь и со всего размаху бьет меня по лицу так, что я теряю сознание. Прихожу в себя я уже в больнице. Пол с виноватым видом сидит возле больничной койки, сжимая в руках цветы.
– Я подам заявление в полицию и посажу тебя за это, – шиплю я, и он тут же меняется в лице: маска вины слетает, остается только невозмутимая ухмылка.
– Тогда и я сообщу в полицию о том, что ты сделала вместе со мной. Помнишь, да? Если забыла, то у меня есть видео.
И я замолкаю, но с этой минуты во мне не остается ничего, кроме ярости и злости к этому человеку. Через пару дней я прихожу на работу в закрытом свитере под горло, но синяки и ссадины на лице ворот прикрыть не может.
– Попала в аварию, – бросаю я в ответ на немой вопрос ветеринара.
– Опять? – спрашивает он.
Как потом окажется, после этого разговора он звонит моим родителям и рассказывает о том, что Пол, кажется, поколачивает меня. Я же весь день провожу, ухаживая за больным далматинцем нашего клиента. От собаки все отказались, но мне удалось уговорить ветеринара попробовать сделать операцию, и это сработало. Пес выжил и сейчас потихоньку стал поправляться.
Вечером к нам приезжают родители. Отец пытается ударить Пола, но мама его останавливает и грозит моему мужу судом.
– Ты будешь сидеть годы за каждую царапину на теле моей девочки, – кричит она, а я бросаю последний взгляд на это ничтожество. Он плачет. Во мне не осталось ничего, кроме злости и желания отомстить.
Родители отвозят меня в больницу и требуют, чтобы я написала заявление о жестоком обращении. Я протестую, но, оказывается, они уже вызвали полицию, и мне не остается ничего, кроме как рассказать о насилии со стороны мужа.
Конечно, Пол начинает донимать меня звонками, а потом караулит возле дома родителей, из-за чего мне приходится тайно перебраться к Лори и ее мужу в Брэмптон. Несколько дней я провожу, сидя на краю кровати и уставившись в пустоту. Все думают о том, что я переживаю расставание с мужем, но на самом деле я думаю о видеокассетах. В последнем разговоре Пол сказал:
– Я не смогу жить без тебя. Если ты уйдешь, я покончу с собой, но прежде отдам полиции пленки, чтобы без меня ты никого другого не подцепила.
Полицейские приходят неожиданно. Рано или поздно они должны были нагрянуть, но к этому невозможно подготовиться. Я слышу, как свекровь Лори открывает им дверь и представляется моей тетей, сжимаю в кармане аметист, который мне на удачу дала одна женщина-экстрасенс, и спускаюсь к полицейским. Им достаточно задать всего пару вопросов, и я уже начинаю рыдать.
– Он… заставлял меня делать ужасные вещи, ужасные.
* * *
Я узнаю о том, что Пол пытался покончить с собой и попал в больницу, а на следующий день начинаю давать показания. Нет никаких сомнений в том, что перед этой жалкой попыткой суицида он сделал все возможное, чтобы упечь меня в тюрьму на всю оставшуюся жизнь. Я рассказываю о том, как он насиловал и избивал меня на камеру, как заставлял снимать надругательства над другими девушками, как убил Лесли и Кристен, как принуждал меня участвовать в своих грязных извращенных фантазиях.
Оказывается, у полиции ничего нет на Пола, только подозрения в его причастности к изнасилованиям в Скарборо несколько лет назад. Громкие убийства Лесли и Кристен никто не связывал с его именем. Полицейские тут же отправляются к нам домой, чтобы провести обыск и изъять пленки с доказательствами всех этих преступлений, но главные видеокассеты так никто и не находит.
– Карла, ты же понимаешь, что тоже причастна и тебе придется ответить за все перед законом, – спрашивает один из полицейских в Торонто, но я могу только плакать.
Я плачу и так долго безучастно смотрю в стену, что меня отправляют в психиатрическую больницу для проведения экспертизы по поводу моей вменяемости. Меня навещает владелец того больного далматинца. Оказывается, он адвокат и хочет отплатить мне за спасение пса.
– Я перед тобой в долгу, Карла, поэтому приехал предложить помощь и защищать тебя в суде, – говорит он после пары дежурных вопросов о самочувствии.
Конечно, я соглашаюсь. Психиатры сходятся во мнении о том, что я зависимая и слабая женщина, ставшая пешкой в руках садиста. Тем не менее я должна отвечать перед законом за все, что совершила.
Из больницы Пол прямиком попадает в тюремную камеру, а вскоре уже начинает давать показания. Естественно, он считает меня во всем виноватой, а потом и вовсе говорит, что это я убила Лесли, Кристен и… Тэмми.
Так продолжается какое-то время. Мы попеременно даем показания, стремясь потопить и уничтожить друг друга, пока адвокат не добивается для меня предложения о сделке со следствием: двенадцать лет заключения и запрет на публичный процесс в
