Владимир Голяховский - Это Америка

Мусин стоял как громом пораженный, а Алеша вспоминал, что рассказывала ему сама Таня, и думал: «Не уехала бы она в Америку, может, жизнь сложилась бы благополучно и счастливо…»[83]

42. Только бы взяли!

Лиля получила по почте большой фирменный конверт, с трепетом открыла его и вытащила сертификат на плотной глянцевой бумаге — теперь она имеет право называться Medical Doctor, она стала американским доктором. Какого труда и каких усилий ей это стоило! Она держала бумагу в руках, перечитывала, ей хотелось поделиться радостью со своими, но их не было дома. Почему бы не позвонить Евсею Глинскому, не поделиться с ним и спросить совета на будущее?

— Евсей, это Лиля Берг.

Она давно с ним не говорила, но почувствовала, что голос у него был какой-то вялый, расстроенный:

— А, Лиля. Как твои дела?

— Хорошо дела, я только что получила сертификат ECFMG.

— Ну, поздравляю! В какую резидентуру собираешься подавать?

— Думаю о хирургии.

— Все-таки хочешь в хирургию? Слушай, не делай глупости. Я как раз хотел сказать тебе про моего друга Бориса Лившица. Помнишь его? Такой худой и бледный. Ты когда-то у нас говорила с ним насчет резидентуры.

— Помню, а что с ним?

— Он умер.

— От чего? — Лиля замерла от неожиданности.

— Сердце. Не смогли справиться с инфарктом. А ему всего сорок. Его доконала нагрузка. Подумай, прежде чем подавать в хирургию. Я тебе говорил уже, выбери что-нибудь полегче: рентгенологию или реабилитационную медицину.

Обескураженная Лиля даже не сразу поняла, что он сказал ей.

— Я подумаю, — растерянно ответила она, — спасибо, а как твой сын?

Лучше бы она не спрашивала — голос Евсея совсем упал:

— Ох, Лиля, расстраивает он нас — пристрастился к наркотикам, стал настоящим наркоманом. Не знаем, что делать. — Помолчав, он продолжил: — Понимаешь, в Америке он впервые столкнулся с необходимостью пробиваться самому. И не выдержал испытания. Поначалу стал баловаться марихуаной, потом краком, кокаином и уже не может отвыкнуть…

Лиля тихо положила трубку. Новость о сыне Глинских ее совсем доконала. Она сразу подумала, что надо как-то проследить, чтобы Лешка не стал баловаться наркотиками. Говорят, в колледжах все пробуют. Если такое могло случиться с тем Сашей, какая гарантия, что ее Лешка… И неужели ей действительно надо отказаться от хирургии?.. Это так горько — менять специализацию. Но Уолтер Бессер ведь считал, что она может продолжать в Америке делать операции по методу Илизарова, потому что здесь их не делают. Он ортопедический хирург и наверняка знает… Что же делать?..

Пришел домой Лешка, выхватил сертификат у нее из рук, прочел и кинулся ее обнимать. Лиле было очень приятно, что сын не остался равнодушным, как обычно. Алеша пришел следом, увидел сертификат, тоже кинулся целовать и поздравлять Лилю, потом убежал и принес букет роз и бутылку французского шампанского. Их бурная радость и поздравления развеяли Лилину грусть, она решила пока не говорить им о звонке Евсею. Но о выборе поговорить все-таки надо. Шампанское подействовало, глаза ее засверкали.

— Хочу спросить у вас совета, дорогие мои. В какую все-таки резидентуру мне подавать? Всюду трудно попасть, а в хирургическую всего трудней. Мне говорят, что она самая тяжелая, и советуют поменять специальность на более легкую. Но…

— Сама-то ты как считаешь, чего хочешь? — Алеша обнял ее и заглянул в глаза.

— Конечно, я хотела бы оставаться ортопедическим хирургом.

— Тогда оставайся. Знаешь, вся жизнь состоит из цепи компромиссов, но два выбора надо делать строго по желанию: выбор супруга и выбор профессии, — и Алеша с улыбкой добавил: — Надеюсь, в выборе супруга ты не раскаиваешься?

Лиля улыбнулась в ответ, а Лешка добавил:

— Ты ведь хирургом и была — иди в хирургическую.

Лиля вздохнула, засмеялась и погрозила им пальцем:

— Вы меня толкаете на трудную жизнь. Ну, смотрите, потом, когда буду занята на операциях, не жалуйтесь, что я вас забросила.

Про смерть Лившица и наркоманию Саши Глинского она решила пока не говорить.

Эта ночь стала для них с Алешей особой. Долгие месяцы утомительной учебы она сдерживала себя, но теперь, счастливая и успокоенная, ласкала мужа и шептала:

— Алешенька, ведь правда, я еще не старая?.. Правда, мы любим друг друга?..

На следующий день Лиля с некоторой робостью решила напомнить о себе Уолтеру Бессеру. Секретарша соединила ее. Немного стесняясь, Лиля сказала:

— Уолтер, это Лиля. Я наконец сдала все и собираюсь в резидентуру.

Он, как обычно, весело рассмеялся:

— Сдала? Поздравляю! Теперь я позвоню моему другу доктору Рамиро Рекене и попрошу его принять тебя в хирургическую резидентуру Еврейского госпиталя Бруклина.

— Думаешь, есть шанс, что меня примут?

— Don’t worry, be happy, — сказал Уолтер фразу из своей любимой песни. — Я ему скажу, что ты станешь первым испытателем русского метода Илизарова в Америке. Мы все будем еще учиться у тебя. Отвези туда заявление.

— О, Уолтер, даже не знаю, как тебя благодарить за добрые чувства и помощь.

— На то и друзья, чтобы помогать, — опять рассмеялся он.

И вот Лиля ехала в Бруклин на интервью для получения места резидента.

Число врачей — эмигрантов каждый год росло как снежный ком, но к началу 80–х вакуум стал насыщаться, программы тренингов и число резидентов начали сокращать. Попасть в резидентуру становилось все трудней. Теперь Лиля была одной из сотен русских врачей в Нью — Йорке, которые сдали экзамен, но с трудом могли найти место резидента. Должно случиться чудо, чтобы ей досталось место в этом Бруклинском госпитале, думала она. Господи, только бы взяли!

Район Бедфорд — Стайвесант (Bedford-Stuyvesant) был одним из самых бедных районов Бруклина, но такого она все-таки не ожидала. Многоквартирные дома и особняки стояли без крыш, с пустыми глазницами окон и разрушенными стенами. Через громадные пробоины было видно, что внутри нет ни стен, ни потолков. Такую картину Лиля видела на фотографиях разрушенного Сталинграда. Но там шли многомесячные бои, а здесь войны, кажется, все-таки не было. Неужели это Америка, Нью — Йорк?! Что тут произошло, кто разрушил эти улицы?[84]

Ответ был тут же, перед ее глазами: сами жители района. Улица была полна неряшливо одетых чернокожих молодых мужчин и подростков, все слонялись без дела, многие были пьяны или одурманены наркотиками, в воздухе стоял удушливый запах марихуаны. Дети и женщины появлялись редко, шли нагруженные покупками из мелких лавочек на соседних улицах.