Антонио Хименес - В походе с Фиделем. 1959

Для оправдания отставки офицеров Уберт заявил: «По радио объявили, что мы выступаем против аграрной реформы». — «Когда?» — спрашивает у него Фидель, и Матос отвечает: «21-го числа». Однако Фидель говорит ему: «Рапорты об отставке датированы 20-м числом, а Мендоса обвинил их 21-го. Вы не чародеи, чтобы предвидеть, что Мендоса обвинит вас на следующий день».

Фидель один за другим предъявляет 14 рапортов об отставке, датированных 20 октября и собственноручно подписанных подавшими в отставку, и заявляет, что это — решающее доказательство их вины.

— Среди рапортов об отставке, переданных мне Камило Сьенфуэгосом, нет ни одного от 21 октября. Все рапорты, имеющиеся в моем распоряжении, датированы 20-м числом, то есть за день до нашего появления в Камагуэе.

Что же касается мотивов отставки, то я думаю, что одного моего свидетельства недостаточно. Следует вернуться несколько назад и посмотреть глубже на причину. Здесь только надо зафиксировать, что все рапорты — вот они — датированы 20-м числом.

19 октября я получил послание, которое направил мне Уберт Матос с офицером Повстанческой армии. Если память мне не изменяет, я получил это письмо вечером 19-го числа. Мне кажется, в этот самый день я присутствовал здесь, в «Сьюдад-Либертад», на церемонии вступления Рауля Кастро на пост министра Революционных вооруженных сил. Вполне возможно, что здесь есть журналисты, которые в тот день были на церемонии вступления на пост нового министра и могут подтвердить, выступал ли я там. Они могут подтвердить, в каком душевном состоянии я в тот день находился, это было весьма заметно. Я не выступал, и некоторые даже заметили мое беспокойство в тот вечер, так как в кармане было письмо сеньора Уберта Матоса.

Я предполагал ответить на письмо 20-го числа, и на самом деле, едва только у меня выдалась в этот день свободная минута, я сел писать ответ Уберту Матосу. Я вызвал в тот вечер майора Камило Сьенфуэгоса и предложил ему выехать на следующий день в Камагуэй с моим ответом майору Уберту Матосу.

Здесь спрашивали, почему я не мог повременить неделю с принятием отставки, но надо напомнить, что, во-первых, рапорт об отставке был составлен в безапелляционном тоне, поскольку в последнем его абзаце говорилось о том, что вопрос об отставке окончательно решен. Но и это не самое важное; причина, в силу которой я не мог принять иного решения по делу Уберта Матоса, в том, что в Камагуэе уже было известно о его отставке.

Да, как говорит сеньор Уберт Матос, он направил мне письмо. Но это письмо частное, в высшей степени частное, и послано оно через своего человека. Я не мог никому сказать о содержании этого письма и моего ответа, кроме одного майора Камило Сьенфуэгоса. Тогда почему офицеры в Камагуэе знали, что Уберт Матос подал в отставку? Почему среди населения Камагуэя было много шума и разговоров о том, что Уберт Матос подал в отставку? И если население Камагуэя узнало об этом, то это шло не от меня. Если население Камагуэя узнало об этом, то только не от того, кто получил письмо. Оно узнало об этом единственно и исключительно от того, кто написал письмо.

И тот факт, что офицеры в Камагуэе узнали об этом письме, тот факт, что разговоры шли по всему Камагуэю, более того, тот факт, что редактор одной из газет готовил материал об этом для публикации на завтра, тот факт, что группа руководителей студенчества готовила заявление на завтра, созывая одновременно собрание студентов на 21-е число, — все это исключало другую возможность разрешения дела Уберта Матоса.

Можно было бы отыскать другой выход, если бы была хоть крупица доброй воли и веры, если бы все это не было хорошо разработанным планом. Но когда я вечером 20-го числа садился писать ответ, я был далек от того, чтобы знать обо всем, что происходило в Камагуэе. Население Камагуэя уже знало об отставке Уберта Матоса, то есть готовились соответствующие условия для 21-го числа, разрабатывался план, чтобы ввергнуть Революционное правительство в кризис. Мы уже имели два кризиса: кризис с предателем Педро Луисом Диасом Лансом, когда по нашей инициативе он был смещен с занимаемого поста; но был и другой правительственный кризис, связанный с Уррутия, в ходе которого мы, стремясь парировать маневры, тоже взяли инициативу на себя; случай с Убертом Матосом не похож на них: мы не смещали его, он сам подал рапорт об отставке.

Трибунал поймет, как поймет и народ, что для Революционного правительства и для революции, для всех ответственных людей в революции был бы более целесообразным любой другой выход из кризиса, если бы сеньор Уберт Матос оставил возможность этого другого выхода, но заговор уже состоялся, сообщение в газете уже было готово к публикации на следующий день, подготовлено было на следующий день студенческое собрание, и рапорты об отставке уже подписаны были 20-го числа, то есть раньше, чем об отставке Матоса стало известно официально. Что должно было произойти на следующий день? Что могло случиться на следующий день, если уже 14 офицеров подали в отставку, если уже 20-го числа, когда предполагалось, что отставка Матоса остается секретом, они подали в отставку?

И надо почитать эти рапорты об отставке, надо заглянуть в суть этих отставок, посмотреть содержание этих рапортов, чтобы понять всю ложь того, будто это я был виновником возникновения проблемы, поскольку получил заявление об отставке в строго секретном порядке и растрезвонил об этом. Нет, я не трезвонил об этом. Однако на другой день в силу моего долга и положения я предпринял шаги по мобилизации народа, поскольку не было иного пути для пресечения заговора, который очень тщательно готовил господин Уберт Матос.

Я понимаю так, что эти рапорты об отставке, подписанные 20-го числа, представляют собой недвусмысленное подтверждение того, что Революционное правительство перед угрозой возникшего кризиса такого рода не могло не принять тех мер, какие были приняты. Безусловно, было бы гораздо предпочтительнее проявить терпение, сделать что-то иное, чем видеть этот скандал, который стал отрадой для реакции, отрадой для организаторов заговоров против нашей страны и нашей революции.

Любой другой выход, если бы его можно было найти, если бы он имелся, был бы предпочтительнее. Но докажите мне здесь, что возможен другой выход из кризиса, который возник в результате коллективной отставки группы армейских офицеров и который должен был стать прелюдией к тому, что должно было случиться пазавтра. Докажите мне, что был иной выход, и я всю вину за этот инцидент с удовольствием возьму на себя.

На вопрос прокурора о том, как квалифицирует он отставку офицеров 20 октября, Фидель отвечает: