Вильям Сибрук - Роберт Вильямс Вуд. Современный чародей физической лаборатории

Все они полны крайних мнений и предрассудков, к счастью, никогда не одинаковых, — и если бы два мнения в их семье — кроме преданности ей самой — сошлись, все они страшно удивились бы. Они часто вступают в споры, иногда ужасающие гостя. После этих споров он удивляется еще больше, Роберт младший «разоблачает» своего отца со всей свободой и острословием бывшего офицера-артиллериста, и наоборот, а на следующее утро они опять также нежны друг к другу, как малыши одного возраста. Это же касается и всей семьи. Однажды летом в Ист Хэмптоне мистрис Вуд яростно дискутировала со своим зятем о достоинствах каких-то голландских и итальянских картин и в разгаре спора воскликнула: «Ну, чего же еще можно ждать от голландца!» На следующее утро Нэд Богерт и я упаковывали чемоданы в автомобиль, как вдруг начался сильный дождь. У меня было кожаное пальто, но Нэд Богерт ничего с собой не взял и был только в пиджаке. Мистрис Вуд выбежала на улицу, втащила его в дом, заставила снять мокрый пиджак, попробовала, не мокрая ли на нем рубашка, повесила пиджак сушиться перед камином и нашла ему макинтош. Я стоял и удивлялся семейным «ссорам» Вудов. Темы, из-за которых они завязываются и переходят в поношение в стиле Шоу и диалектику, редко касаются личностей, и никогда не скучны.

Одной из тем является слабая струнка в отношениях между доктором Вудом и роялем. Легенда такова: в возрасте после шестидесяти он научился играть на рояле, и исполнил шумную прелюдию Си-минор Рахманинова с таким пиротехническим блеском, что все удивились и ужаснулись.

«Этот рассказ, — говорит он, — страшно преувеличен и во всяком случае неправилен. Я никогда не играю для гостей — ни в Балтиморе, ни здесь — нигде».

«А как относительно версии вашей дочери?», — спросил я.

«Это — абсолютная ерунда, и не стоит даже того, чтобы о ней говорить. Я не знаю вообще, зачем вы хотите вообще включать это в биографию?»

Я сказал: «То, что она мне сказала, вполне стоит включения в биографию. Если же ее версия неправильна, дайте мне свою». (Между прочим, он не способен просвистать мелодию «Янки Дудль», без того, чтобы не сбиться с мелодии, даже если бы это было нужно для спасения своей жизни). Он сказал:

«Хорошо. Начну с того, что меня начали учить музыке, когда мне было около двенадцати лет — и я ненавидел эти уроки. Моей учительницей была старая дева, которая приходила к нам в дом. Вы знаете, что это за народ. Песни без слов Мендельсона и слащавые мелодии — до тошноты. Во всяком случае меня научили читать ноты, и я иногда, хотя и очень редко, садился за рояль — до моего второго года в колледже. В Кенибэнкпорте, куда мы ездили летом, была юная мисс Бэкфильд, которая увлекалась роялем. Она блестяще и часто (по просьбе) играла „Большую сонату“ Шумана. Я попался на это, и сказал себе: „Я это научусь играть“. В моей комнате в колледже был рояль, главным образом для гостей, и, возвращаясь туда, я купил партитуру сонаты. Меня ужаснула цена нот — я никогда не покупал раньше целую „композицию“. На первой странице было напечатано: So rasch wie moglich (как можно быстрее), а на третьей: Noch schneller (еще быстрее). Это мне понравилось, и было совсем непохоже на песни без слов. Я „вцепился“ в ноты, и через год уже мог играть всю первую часть на память.

К тому времени, когда у нас родился второй ребенок, я уже покончил со второй частью. Затем моя музыкальная, терпеливая и преданная жена отдыхала от этого два года в Берлине, где я не смог достать рояля. Но я взял свое в Чикаго, Мэдисоне и Балтиморе, пока мои дети не подросли, и, объединившись со своей мамашей, не заставили меня расстаться с сонатой Шумана.

В виде мести за это я купил ноты „Прелюдии“ Рахманинова, с надписью „для учителей музыки“. Это было еще быстрее, чем соната — „быстрее, чем быстрее, чем возможно“. Она мне очень понравилась, но в конце концов меня заставили замолчать навсегда мои дети и жена».

Версия доктора Вуда, приведенная выше, последовательна, и убедительна, но это не меняет того факта, что его дочь Элизабет, мистрис Богерт, «самая вудистая из Вудов», изобразила мне совсем иную картину ужасного обращения своего папы с фортепиано. Даже если Вуд отчасти прав, и Элизабет отчасти преувеличивает факты, это очень ясно изображает ее чувства. Она говорит, что однажды в Балтиморе он вернулся с «Прелюдией» Рахманинова подмышкой и сразу же начал барабанить ее на семейном рояле. Семья переживала страшные мучения, но уже через месяц он закатывал ее с нечеловеческим автоматизмом запущенного на полную скорость электрического рояля. Она говорит, что он сделался таким механически совершенным специалистом, что его игра действительно была совершенной, но при этом совершенно ужасной, и что в последующий период он приводил в ужас свою семью, применяя к гостям и невинным незнакомцам следующую тактику. Когда его спрашивали: «Профессор, вы играете на рояле?», он слегка усмехнулся и отвечал, слегка улыбаясь: «Да, совсем немножко. Я могу играть только две вещи». Он подходил к фортепиано, и невинная жертва ожидала чего-нибудь вроде «В тени старой яблони». Затем вся семья зажимала уши, глядя на гостя с состраданием, и он грохотал с начала и до горького конца всю «Большую сонату» или «Прелюдию», так, что дрожали потолки и канделябры.

Я пытался убедить Гертруду Вуд рассказать мне ее точную и определенную версию, но она сказала: «Есть же предел человеческому терпению. Я уже давно отказалась слушать его, а теперь не желаю ничего слушать о его игре». Сам он играть для меня отказался, так что легенда остается легендой — хотя герой ее жив, и будет, без сомнения, жить еще много лег. Вуды крепки, как старые дубы их родины — Новой Англии.

Доктор Вуд умеет править автомобилем и резать жаркое, но не любит делать ни того, ни другого. Поэтому мистрис Вуд полностью взяла на себя жаркое и большую часть управления машиной. Она любит, чтобы стрела спидометра стояла между «56» и «60», если дорога хороша, а иногда доходит до семидесяти и больше. Никто из Вудов не любит медленной езды или домоседства. Любимый и почти единственный спиртной напиток доктора Вуда — Old-fashioned или сухой Мартини. Мистрис Вуд приготовляет их очень сухими. Он часто пьет одну-две рюмочки перед обедом.

Я писал эти строки в Ист Хэмптоне после обеда, и написал: «Мистрис Вуд разрезает жаркое за столом, и, вопреки старо-шотландской пословице, несмотря на страшную персону ее мужа, она сидит во главе стола». Я попросил ее посмотреть рукопись и оставил ее на столе. Когда я взял рукопись на следующее, утро, я увидел, что она сама стала автором и написала вверху страницы: «Профессор сидит во главе стола. Гертруда разрезает жаркое, чтобы он мог говорить с гостями — или, если их нет, думать о проблемах, решение которых часто приходит ему в голову во время обеда, когда он вдруг молчит вместо полагающегося разговора».