Лия Лозинская - Фридрих Шиллер

Девятого мая он покорно выполнил чудовищные предписания тогдашней медицины: принял ледяную ванну, «чтоб умерить внутренний жар»; осушил бокал шампанского, «чтобы укрепить силы», слабым голосом попросил нефти — в высшей степени сомнительного лечебного средства, бытовавшего в те времена под названием «масла святого Квиринуса».

В четыре часа дня Шиллер потребовал перо и бумагу. Он осилил всего лишь три начальные буквы неизвестного слова, но они были начертаны его прежним, отважным, неизменным почерком. Шиллер умирал писателем.

В пять часов дня великого немецкого поэта не стало. На его рабочем столе остался листок трагедии «Деметриус» с неоконченным монологом Марфы:

О, для чего же здесь с тоской-печалью(А им конца и меры нет) я гибну?Ты, солнце вековечное! Ты ходишьКругом земли — снеси мои желанья!Ты, воздух, необъятный и летучий,Вей на него моим благословеньем!..

Тело Шиллера было перенесено на кладбище в ночь с субботы на воскресенье 12 мая. Гроб, по древнему обычаю, должны были нести ремесленники. Но молодежь Веймара — ученые, художники, артисты, служащие — упросили бургомистра Лебрехта Швабе разрешить им нести прах поэта. Вот как описывает похороны сын Швабе по заметкам отца:

«В полночь отправилась безмолвная маленькая процессия из квартиры Швабе в дом Шиллера. Была светлая майская ночь, только легкие облака заволакивали месяц. Тихо было в доме покойного, лишь из дальней комнаты доносились плач и рыданья. Когда друзья подошли к лестнице, гроб уже был снесен вниз, и они у дверей взяли его на руки. Ни одного человека не было перед домом и на улице: глубокая безмолвная тишина царила в городе. Процессия двинулась через Эспланаду, рынок и улицу Св. Иакова к старому кладбищу при церкви Св. Иакова. Направо при входе находится «кладовая», перед дверью которой носильщики опустили гроб (так называлась каменная братская могила для людей, не имеющих на кладбище семейного склепа. — Прим. автора). В эту минуту месяц прорезал облака и своим светом облил гроб поэта. Затем месяц снова скрылся за быстро бежавшими облаками, и лишь ветер качал деревья. Двери мрачной кладовой растворили, носильщики подняли гроб, внесли его, отворили люк, и дорогой мертвец на веревках был опущен в подземную пропасть, не освещенную ни одним лучом. Не было ни похоронного пения, ни одного слова не было сказано на могиле поэта…»

Только на следующий день, при огромном стечении народа, состоялось траурное торжество: в звуках моцартовского «Реквиема» излилась скорбь об этой рано оборвавшейся, еще полной творческих сил жизни: отзвучали тяжелые вздохи первой части, отзвенели хрустальные слезы в «Лакримоза», и вот открылась восходящая ввысь, просветленная дорога в вечность…

ЭПИЛОГ

Прошло более двадцати лет. «Вот уже двадцать один год, как умер ваш несравненный брат, — пишет Андреус Штрейхер Кристофине, — а гроб с его прахом все еще не захоронен как подобает». Штрейхер решает опубликовать книгу своих воспоминаний — «Бегство Шиллера из Штутгарта», — чтобы на выручку от издания более достойно похоронить Шиллера.

Опасения друга юности оказались не напрасными: останки Шиллера затерялись на старом веймарском кладбище. При очистке кладбища в 1826 году Гете опознал череп Шиллера и перенес его в Веймарскую библиотеку, где он был замурован в пьедестал мраморного бюста поэта, сделанного Даннекером.

Нет, не о беспощадной власти смерти думает Гете, разглядывая в печали череп Шиллера. Свои чувства Гете выразил в философском стихотворении: «Стоял я в старом склепе»:

…В холоде и тесном царстве тленияЯ был согрет дыханием свободы,И жизни ключ взыграл из разрушенья.

«Дыхание свободы», перед которым бессильной оказалась смерть, — вот слова, которыми запечатлел Гете воздействие шиллеровокого творчества. «Через все произведения Шиллера проходит идея свободы…» — утверждал он.

В 1827 году останки поэта были положены в саркофаг, выполненный по рисунку Гете, и перенесены в герцогскую усыпальницу.

26 марта 1832 года рядом с гробом Шиллера был поставлен саркофаг его великого друга.

Почитатели, в наши дни посещающие Веймар, проходят по широкой аллее к небольшому мавзолею с белыми колоннами. Из ротонды, пронизанной верхним светом, каменная лестница спускается в склеп. Здесь на пьедесталах стоят два совершенно одинаковых дубовых саркофага. На одном металлическими буквами написано «Шиллер», на другом «Гете». Только лавровые венки украшают эти скромные гробницы.

Поэтический памятник своему великому другу Гете воздвиг, написав «Эпилог» к шиллеровской «Песне о колоколе». Он запечатлел в нем величие Шиллера, художника и человека:

…Он мог средь нас от бурь и непогодУкрыться в мирной гавани беспечно.Но дух его могучий шел вперед,Где красота, добро и правда вечны;За ним обманом призрачным лежалоТо пошлое, что души нам связало.

Его ланиты зацвели румяноТой юностью, конца которой нет,Тем мужеством, что поздно или рано,Но победит тупой враждебный свет,Той верой, что дерзает неустанноИдти вперед, терпеть удары бед,Чтоб, действуя, добро росло свободно,Чтоб день пришел тому, что благородно.

С этими строками из гетевского «Эпилога» перекликаются другие замечательные стихи, посвященные памяти Шиллера, — «Поэту» Некрасова.

Где вы — певцы любви, свободы, мираИ доблести?.. Век «крови и меча»!На трон земли ты посадил банкира,Провозгласил героем палача…Толпа гласит: «Певцы не нужны веку!»И нет певцов… Замолкло божество…О, кто ж теперь напомнит человекуВысокое призвание его?..

Так начинается это из глубины сердца вылившееся стихотворение. «Художником вдохновенным» называет в нем Шиллера Некрасов, обличителем «корысти, убийства и святотатства».

Прости слепцам, художник вдохновенный,И возвратись! Волшебный факел свой,Погашенный рукою дерзновенной,Вновь засвети над гибнущей толпой!Вооружись небесными громами!Наш падший дух взнеси на высоту,Чтоб человек не мертвыми очамиМог созерцать добро и красоту…

Горячо чтили и превосходно знали Шиллера в России.

Деятелям передовой русской литературы и русского искусства был близок нравственный пафос шиллеровского творчества, благородство идеалов, которым и в творчестве и в жизни оставался верен немецкий поэт.