Игорь Кон - 80 лет одиночества

Чтобы спасти положение, заведующие редакциями философии, биологии и педагогики просили меня, совместно с Г. С. Васильченко, написать довольно большую статью «Половая жизнь» и как-то интегрировать разные подходы. Но где взять дополнительный объем, ведь буква «п» ближе к концу алфавита, а объем издания лимитирован? Заведующие редакциями обратились в главную редакцию, ждали отказа и даже приготовили на этой случай неотразимый аргумент: поскольку за несколько дней до того был увеличен объем статьи «Одежда», редакторы пошли к начальству под лозунгом: «Зачем одежда, если нет половой жизни?» Но главный редактор согласился и без нажима. В результате была не только расширена «Половая жизнь», но и появились отдельные статьи: «Сексология», написанная мною, и «Сексопатология», написанная Г. С. Васильченко. Поскольку эта проблематика давалась на страницах БСЭ впервые, мне пришлось задуматься о месте сексологии среди прочих научных дисциплин, причем не только медицинских.

В 1976 г. по просьбе А. Е. Личко я прочитал в Психоневрологическом институте имени В. М. Бехтерева лекционный курс о юношеской сексуальности, содержавший также ряд соображений общего характера. Лекции вызвали большой интерес, их неправленые стенограммы стали распространяться в самиздате, а ведущий польский сексолог Казимеж Имелиньский заказал мне главу «Историко-этнографические аспекты сексологии» для коллективного труда «Культурная сексология». Посылая ее в цензуру, я боялся скандала из-за семантики русского мата: прочитает эти страницы какая-нибудь бдительная цензорша – и начнется шум: вот, дескать, чем занимаются эти ученые, да еще за рубеж посылают! Но все обошлось.

После этого венгерское партийное издательство имени K°шута, переводившее все мои книги, заказало мне оригинальную книгу «Культура/сексология», которая была издана в 1981 г. и сразу же распродана (в Венгрии такой литературы тоже было мало). В 1985 г. новый ее вариант – «Введение в сексологию» – был издан в обеих Германиях.

Вначале я не воспринимал эту работу особенно серьезно, считая ее чисто популяризаторской, каковой она по своему жанру и была. Но в 1979 г. меня пригласили на Пражскую сессию Международной академии сексологических исследований, самого престижного международного сообщества в этой области знания, и по недосмотру партийного начальства (подумаешь, Чехословакия!) меня туда, вопреки всем ожиданиям, выпустили. Общение с крупнейшими сексологами мира показало, что некоторые мои мысли не совсем тривиальны и интересны также и для профессионалов. Это актуализировало вопрос о русском издании книги.

Поначалу я об этом вовсе не думал, рассчитывая исключительно на самиздат, который действительно стал ее энергично распространять. Все советские рецензенты рукописи, а их было свыше сорока (из-за мультидисциплинарного характера книги нужно было апробировать ее у ученых разных специальностей, среди которых были этнографы, социологи, антропологи, психологи, физиологи, сексопатологи, эндокринологи, психиатры и другие), плюс два ученых совета, дружно спрашивали: «А почему это печатается только за границей? Нам это тоже интересно и даже гораздо нужней, чем им!»

Изучение истории и антропологии сексуальной культуры оказалось сказочно интересным. В оперативной памяти воспитанного домашнего мальчика не было матерных выражений. Разумеется, я знал их значение, но они не были частью моей повседневной речи, если я уроню на ногу утюг, выражений крепче «черта» у меня не вырвется. А теперь меня вдруг заинтересовало, кто именно и зачем «… твою мать»? Подразумевается ли при этом моя, твоя или чья-то чужая мать? Куда именно надо идти, если тебя посылают «в» или «на», чем и почему отличаются эти адреса и т. п.? Пришлось разыскивать и читать специальную этнографическую и лингвистическую литературу (в советских словарях «нехорошие» слова попросту отсутствовали). Вот когда мне пригодилась работа в Институте этнографии!

Выступая на ученом совете с докладом о семантике русского мата, я увидел, что «это» интересно буквально всем, а поскольку этнографы – люди образованные, они подсказали мне массу данных о неизвестных мне языках. В частности, А. К. Байбурин указал мне на важную статью А. В. Исаченко, напечатанную в сборнике «Lingua viget», посвященном памяти А. И. Кипарского. В том, что статью по истории русского мата написал по-французски известный американский лингвист русского происхождения, а опубликована она была в Хельсинки в сборнике с латинским названием, было что-то мистическое.

Нещедрый на похвалы крупнейший африканист Дмитрий Алексеевич Ольдерогге (1903–1987), прочитав рукопись, написал мне большое письмо, в котором шутливо покаялся в своем застарелом викторианстве и не только одобрил мою работу, но и поделился ценными соображениями об африканских культурах и языках.

Очень внимательно прочитал рукопись выдающийся этнограф и фольклорист Кирилл Васильевич Чистов (1919–2007). Что его положительный отзыв не был вежливой отпиской (ученые не любят рецензировать работы, далекие от их собственной проблематики), я поверил только после того, как увидел его многочисленные карандашные пометки на полях рукописи. Кстати, из них я впервые узнал о существовании проблемы «нагого» и «голого», к которой вернулся много лет спустя в книге о мужском теле.

В числе поддержавших мою книгу ученых-гуманитаров оказались видные антропологи и этнографы (В. П. Алексеев, С. А. Арутюнов, А. Г. Козинцев, Б. Н. Путилов, Ю. И. Семенов, С. А. Токарев, А. М. Хазанов), философы (В. Ж. Келле) и социологи (В. А. Ядов, Б. М. Фирсов). Столь же дружелюбны и внимательны были биологи (В. Г. Кассиль, Е. М. Крепс, П. В. Симонов) и медики (А. М. Свядощ, Г. С. Васильченко, З. В. Рожановская, А. И. Белкин, Л. И. Спивак, В. Е. Каган).

Известный физиолог, заведующий Лабораторией сравнительного онтогенеза высшей нервной деятельности Института физиологии Виталий Григорьевич Кассиль (1928–2001) не просто написал отзыв, но настолько тщательно прочитал мою работу, что после него ни один биолог не нашел в ней ни одной ошибки. Одновременно он заставил меня задуматься и о некоторых гуманитарных вещах. Отчеркнув какую-то фразу, он спрашивал: «А откуда это известно и чем доказывается?», и нередко у меня не было другого ответа, кроме того, что так принято в нашей науке. С тех пор я всегда стараюсь пропускать свои книги через восприятие неспециалистов.

Изучение сексуальности заставило меня читать специальную биолого-медицинскую литературу. Я никогда не позволял себе халтурить и заимствовать информацию из третьих рук или ненадежных источников, но всего не прочитаешь, да и понимать «чужие» научные тексты нелегко. Отсюда – потребность в личных контактах. Наибольшую помощь, как всегда, оказывали зарубежные коллеги, с которыми я изредка общался на сессиях Международной академии сексологических исследований или, гораздо чаще, путем переписки, причем не было случая, чтобы на мой, даже наивный, запрос не ответили.