Марк Ферро - Николай II

В несколько расширенном тексте — книге, вышедшей в 1926 году, — ясно говорится о том, что Лев Троцкий должен был выступить главным обвинителем на процессе, который не смог осуществиться. Центральную роль, видимо, играл Филипп Голощекин, бывший одновременно членом президиума Исполкома Уральского Областного Совета и военным комиссаром. Он приезжал в Москву в июне 1918 года, чтобы среди прочих проблем поднять вопрос о судьбе Николая II; вернулся он обратно 14 июля, то есть за два дня до казни, и присутствовал 18 и 19 июля при сжигании тел. Данный текст делает более сомнительной гипотезу о том, что решение о казни было принято самостоятельно и внезапно местными властями Екатеринбурга. В нем упоминается также о назначении Я. Юровского и П. Никулина в местную Чека и доля ответственности за действия перекладывается на левых эсеров и анархистов, которые якобы были не уверены в том, что большевики расстреляют бывшего царя, поэтому и решили взять инициативу в свои руки. Однако ни отряды белых, ни эсеры, ни анархисты не смогли действовать, и в конце концов после рассмотрения военной обстановки Совет принял решение, не дожидаясь суда, казнить Николая II. Можно заметить, что в выдержке из газеты «Уральский рабочий» от 23 июля, опубликованной в этой книге, говорится лишь о казни Николая II, тогда как из самого текста ясно следует, что казнена была вся семья.

По поводу некоторых моментов в текстах, опубликованных в Екатеринбурге — Свердловске, возникают вопросы.

Во-первых, использование в книге, вышедшей в 1926 году, в качестве источника информации работы белого генерала Дитерихса, которая цитируется несколько раз.

Затем полное отсутствие указания на заявления Литвинова, Зиновьева и Чичерина о том, что дочери и жена Николая II остались живы. В издании 1921 года, однако, есть упоминание о том, что было дано понять, будто часть семьи «отправлена в надежное место», но это было сделано лишь из предосторожности, чтобы не признать сразу убийства всей семьи. Н. Соколов поддержал эту версию, сославшись на вторую телеграмму, в которой сообщалось в Москву, что «княжны были убиты при попытке к бегству». Однако, как доказали Саммерс и Менгольд, эта телеграмма оказалась фальшивкой.

Поражает настойчивое указание на роль в убийстве левых эсеров, так как в конце концов большевики осуществили то, что хотели. Не желает ли П. Быков доказать, что левые эсеры не смогли отнять у большевиков власть, что Рим остался Римом и что принимали решение и действовали только сами большевики?

Кроме того, не понятно, по какой причине были обнародованы сообщения о казни царя, о расстреле в Алапаевске великих князей и княгинь — Сергея Михайловича, Елизаветы Федоровны, Константина Константиновича, Игоря Константиновича, Владимира Павловича Палея (по официальной версии — неизвестными бандами) или брата царя Михаила и только о судьбе Александры и ее дочерей никогда не упоминалось. Указывалось лишь, что они находятся в безопасности, или сообщалось в телеграмме, что мертвы все члены царской семьи, но телеграмма эта, по всей вероятности, фальшивка…

И наконец, возникает вопрос, какой в действительности была роль центральной власти. В текстах, опубликованных большевиками в 1921 и 1926 годах, инициатива казни частично приписывается местным властям и частично — Москве, направившей инструкции, однако содержание этих инструкций не приводится.

Известно, что речь шла о судебном процессе и что Троцкий предлагал сделать его открытым и транслировать по радио по всей России (безусловно, в записи). Однако Ленин считал, что летом 1918 года были неотложными другие дела. По словам Троцкого, который сообщает о своем разговоре со Свердловым в своем дневнике, решение о казни царя было принято в июле.

«В разговоре со Свердловым я спросил мимоходом:

— Да, а где царь?

— Кончено, — ответил он, — расстрелян.

— А семья где?

— И семья с ним.

— Все? — спросил я, по-видимому, с оттенком удивления.

— Все! — ответил Свердлов. — А что?

Он ждал моей реакции, я ничего не ответил.

— А кто решил? — спросил я.

— Мы здесь решали. Ильич считал, что нельзя оставлять нам им [белым] живого знамени, особенно в нынешних трудных условиях»[31].

Означает ли это, что было дано четкое указание казнить царя и лишь указывалось, что казнить следует, если того потребуют обстоятельства? «Вы были правы поступать так, как вы поступили», — говорилось в телеграмме Свердлова Екатеринбургскому Совету.

Зачем было говорить «как вы поступили», если приказ был отдан точно? Означало ли это, что был казнен только Николай II и это было одобрено… Или же что были казнены все?

Что касается Ленина, то он упомянул публично о смерти царя в ноябре в своем обращении к крестьянам-беднякам. До этого, точнее — в июле и августе, он обвинил левых эсеров в том, что они хотели восстановить царизм (sic) в союзе с чехословаками и империалистами. Он добавил, что, взвесив все, предпочел бы вступить в союз против них с немцами (22 августа 1918 г.). Поразительное заявление.

Существует гипотеза, что екатеринбургские большевики действовали только потому, что хотели предупредить действия левых эсеров: они сами якобы казнили царя и Алексея и еще кое-кого, но сохранили жизнь женщинам, дабы помешать левым эсерам казнить всех. Это предположение — а мы попытаемся проверить его — помогло бы разобраться, почему в дальнейшем утверждалось, что в конце концов были казнены все. Смысл сообщения не только в том, что «не существует больше Романовых», оно преследует еще и цель демобилизовать левых эсеров, которые, кстати, были вскоре арестованы. Что касается левых эсеров Хотимского и Саковича, то, по сообщениям красных, они были расстреляны белыми. Напомним обстоятельства…

6 июня левые эсеры убили Мирбаха, и большевики могли опасаться, как бы они не казнили в Екатеринбурге жену Николая II, немку, и ее дочерей, состоявших в родстве с семьей Гессен. У брата императрицы Эрнста Гессенского — дяди Эрни — была в России еще одна сестра — вдова великого князя Сергея Александровича, убитого в 1905 году. Сестра Александры Ирена вышла замуж за брата Вильгельма II Генриха Альберта Прусского, а сам Вильгельм II был крестным отцом одной из дочерей Николая II.

Можно себе представить, что Берлин не мог оставаться безразличным к судьбе «немцев».

Можно себе представить также, что их смерть — если бы она была установлена — грозила положить конец миру, заключенному в Брест-Литовске; об этом уже предупреждал посол Мирбах. Ведь 4 июля Мирбах в качестве посла появился на Съезде Советов, где его освистали левые эсеры. Ленин и Свердлов расценивали его убийство как катастрофу и неоднократно выражали сожаление по этому поводу берлинским властям. Члены императорской семьи, состоявшие в родстве с кайзером, не должны были подвергнуться той же участи, что и Мирбах.