Революция и семья Романовых - Иоффе Генрих Зиновьевич
Но уже тогда в белогвардейской среде родилась версия, которой была суждена долгая жизнь. Если официальным белогвардейским кругам по идеологическим соображениям необходима была «мученическая смерть» Романовых, то черносотенно-монархической среде по тем же соображениям была нужна легенда об их «чудесном спасении». Именно в «Колчакии» впервые возникло самозванство. Осенью 1919 г. в Кош-Агаче (близ Бийска) некий почтовый чиновник А. Пуцато объявил себя «цесаревичем Алексеем Романовым». 16 октября он послал об этом телеграмму самому Колчаку, в которой сообщал, что два года тому назад бежал из Тобольска, жил в Кош-Агаче, скрывался под чужим именем, но теперь о нем узнали большевики и готовятся его убить. «Цесаревич» умолял «верховного правителя» спасти его. На телеграмме имеется резолюция колчаковского министра внутренних дел В. Пепеляева: «Начинается! Но выяснить, кто этот несчастный и кто вокруг него».
Для выяснения Пуцато перевезли в Бийск, поместили в лучшую гостиницу, поставили охрану. К гостинице потянулись верноподданные с подношениями и просьбами «не оставить их своими милостями». Местный миллионер Астев заказал в честь «наследника» пышный обед. Контрразведка довольно быстро установила личность «наследника престола»; тем не менее, как следует из резолюции на одном из сообщений из Бийска, «верховный правитель повелел доставить самозванца в Омск». Все это могло произойти только в атмосфере монархического ажиотажа, вызванного расследованием Соколова, которое затягивалось. Соколову не удавалось обнаружить места захоронения Романовых под Екатеринбургом, в районе Верх-Исетского завода.
…Разгром колчаковщины не положил конец следствию, проводимому Соколовым. Он ушел на Восток с разбитыми колчаковскими войсками и вместе с частью их оказался в забайкальской «сатрапии» атамана Семенова. Здесь на него смотрели мрачно. Черносотенцам из семеновского окружения хотелось, чтобы Романовы «спаслись», и они обвиняли Соколова в сознательном сокрытии этого факта. Если Наметкин и Сергеев были, вероятно, убиты колчаковцами, то Соколов едва не оказался жертвой семеновцев. Ему помог французский генерал М. Жанен, который командовал интервенционистскими войсками в Сибири: с его помощью Соколов сумел перебраться в Харбин, а затем в Европу. Но здесь политические интересы еще больше довлели над следствием по делу Ипатьевского «дома особого назначения». Те эмигрантские круги (главным образом кадетские), которые когда-то были связаны с думской оппозицией и Временным правительством, а значит, так или иначе с отречением царя, арестом Романовых, их ссылкой в Тобольск, весьма сдержанно относились к следствию. Бывший кадетский лидер П. Н. Милюков в 1921 г. вообще отмежевался от «белого дела», признал продолжение его бесперспективным и разработал «новую тактику» борьбы с Советской властью: борьбы «изнутри» в блоке с эсерами и меньшевиками. Раздувание монархических чувств не вписывалось в эту новую политическую схему.
«Работа» Соколова во Франции соответствовала теперь лишь политическим планам эмигрантов-монархистов. В мае 1921 г. на так называемом «Рейхенгальском съезде» (Германия) они избрали Высший монархический совет, политическое лицо которого легко представить, если сказать, что во главе совета стоял один из бывших черносотенных лидеров – Марков-2-й. Но и среди монархистов не было единства. Вскоре началась борьба между сторонниками великого князя Николая Николаевича («николаевцы») и сторонниками великого князя Кирилла Владимировича («кирилловцы»), который в 1922 г. заявил о своих правах на российский престол, а в 1924 г. объявил себя «императором». В белоэмигрантском монархизме появились и другие течения, что в целом свидетельствовало о его глубочайшем политическом кризисе. На этой почве вырастали ядовитые цветки самозванства. Зимой 1920 г. в Берлине из канала полицейские вытащили молодую женщину, покушавшуюся на самоубийство. Ее поместили в больницу, где она обратила на себя внимание жены некоего барона Клейста сенсационным заявлением о том, что является младшей дочерью Николая II – Анастасией. С этого момента началось «восхождение» самозванки. Ее явно «сделали» германские монархисты, имевшие определенные политические виды на блок с русскими эмигрантами-монархистами. Именно в их руки и была передана Лжеанастасия, поселившаяся в доме уже известного нам герцога Лейхтенбергского, когда-то сколачивавшего монархическую «Южную армию» на Украине[770]. Часть эмигрантов-монархистов готовы были признать ее, усматривая в этом хоть какой-то допинг для взбадривания затухавших монархических чувств. Другие отказались участвовать в очевидном шарлатанстве[771].
В этих условиях Соколов находил все меньшую поддержку в белоэмигрантской среде; только откровенно черносотенные круги еще проявляли интерес к «следственному делу» и изданию его отдельной книгой. Соколов фактически в одиночестве и бедности жил в Париже, и лишь старые друзья по екатеринбургскому следствию – капитан Булыгин, английский журналист Р. Вильтон и воспитатель бывшего наследника П. Жильяр иногда посещали его. Как это ни странно на первый взгляд, помощь пришла из США. К «досье» Соколова по совету белоэмигранта Б. Бразоля проявил живой интерес не кто иной, как автомобильный король Г. Форд, которому оказались близки черносотенные «откровения» монархистов. В 1923 г. Соколов был приглашен Фордом в США, неоднократно встречался с ним, вручил ему копию вывезенных из Сибири следственных материалов. Правая печать охотно интервьюировала и рекламировала его[772]. Так колчаковское следствие «дела о Романовых», начатое на Урале, завершило свой путь в деловом офисе американского промышленного магната и миллионера.
1987
Приложения
«Неужели доброе сделалось мне смертоносным?»
Жизнь и смерть доктора Боткина
В Государственном архиве Российской федерации (ГА РФ) хранится фонд‚ в котором собраны материалы, связанные с жизнью и деятельностью лейб-медика семьи последнего царя – Евгения Сергеевича Боткина. В ночь с 16 на 17 июля 1918 г. он был расстрелян в том же самом подвале Ипатьевского дома в Екатеринбурге, в котором убили всю семью отрекшегося от престола Николая II. Но и теперь, после того, как о екатеринбургском кошмаре написаны десятки книг, немного известно о докторе Боткине.
Два сына чаеторговца Петра Боткина прославили эту фамилию и Россию. Василий Петрович (1811–1869) – «западник», либерал, друг Герцена, Белинского, Бакунина. Был знаком с К. Марксом, Луи Бланом. Широко известный искусствовед и литературовед. Сергей Петрович (1832–1889) – светило русской медицины первой величины. Это он создал основы российской клинической медицины, положил начало организации бесплатной медицинской помощи и пропаганды среди населения. Борец за равноправие женщин, организовал женские врачебные курсы. Добивался и добился постройки бесплатной больницы, которую открыли в 1880 г. Тогда ее называли Александровская барачная больница. Теперь, не раз перестроенная и расширенная, она носит имя ее основателя – доктора Боткина. Это имя больнице было присвоено уже при большевиках, но не все знают, что при большевиках же был убит его сын – Евгений Сергеевич Боткин, тоже доктор, тоже профессор медицины.
Сергей Петрович, помогая всем больным и страждущим, был еще и лейб-медиком императоров Александра II и Александра III. Преемником его долгое время состоял доктор Г. Гирш. Когда он умер, императрицу Александру Федоровну спросили, кого бы она хотела видеть на его месте. Она сказала: «Боткина», – и добавила: – «того, который был на войне». Евгений Сергеевич всю Японскую войну провел на театре военных действий, отличился самоотверженной работой и личной храбростью. Он написал интересные воспоминания – «Свет и тени Русско-японской войны 1904–1905 гг.» (СПб., 1908 г.), которые и сегодня читаются с большим интересом.
