Антон Вильгоцкий - Кто такая Айн Рэнд?
Глава 30
«Мы здесь не любим чужаков»
Что-то изменилось и для самого Натана. «Что же это за мир?», – спросил он у своей жены в один из тех дней, и, не дожидаясь ответа, сказал: «Айн сделала достаточно. Она заслужила отдых. Теперь наша очередь». Начиная с того момента он начал считать своим долгом защищать Рэнд от мира, от разочарований и от страданий. Натан принялся планировать цикл публичных лекций под названием «Базовые принципы объективизма», совмещая элегантно структурированное и высоко детализированное описание ее философии со своими собственными теориями о психологии, а также природе и происхождении самоуважения. Он полагал, что одним из его предназначений является перевести ее послание для остального мира. Он также хотел защитить и оправдать ее видение и творчество. «Со своим курсом лекций я был ее крестоносцем, возложившим на себя секретную миссию», – сказал он позднее в одном из интервью. Лекции должны были систематизировать и усилить ее идеи, касающиеся существования, знания, экономики, политики, этики, искусства и романтических отношений, преподнеся их в упорядоченном виде, который не был возможен в художественном произведении. На основе этого курса лекции Бранден вскоре основал целый институт, названный Институтом Натаниэля Брандена (ИНБ). Изначально планировалось, что предприятие будет названо в честь Айн Рэнд, но от этого шага его отговорила она сама.
Закончив подготовительный этап, Натаниэль принялся вербовать аудиторию. Он связался с многочисленными знакомыми, предложив им стать слушателями нового курса лекций. Бранден также перебрал ворох писем, которые получала Рэнд от поклонников, и отправил приглашения тем корреспондентам, которые, во-первых, показались ему достаточно интеллектуальными, а во-вторых – проживали на примемлемом расстоянии от Нью-Йорка. Ближайшие сподвижники Рэнд с радостью записались на курс – но даже они не могли представить тех рвения и таланта, с которыми Бранден подошел к подаче ее идей. Если она была, как назвал ее в 1961-м журнал Newsweek, «мессией в юбке», то Бранден, вне всяких сомнений, стал ее «апостолом Петром», камнем, на котором в последующие годы была построена ее церковь. Даже те, кто не любил его – а с годами таких людей стало много – были восхищены тем, как он, почти в одиночку, организовал идеи объективизма в подробную философскую систему, которую потом сделал серьезным общественным движением и, ненадолго, знаменитым национальным брендом. Даже эти недоброжелатели признавали, что именно Бранден подготовил почву для ставшего более известным «приемного ребенка» объективизма – либертарианского движения семидесятых.
Барбара Бранден предложила ускорить распространение лекций Натаниэля путем записи их на пленку. Речи Натана записывались во время встреч в Нью-Йорке и рассылались доверенным представителям по всей стране. Эти представители организовывали собрания в своих городах и взимали плату за вход на мероприятия, где проигрывали записанные лекции. Вовлеченные студенты собирались вокруг магнитофона, слушали голос Брандена и делали заметки. Идея получила настолько широкое распространение, что скоро Барбара ушла со своей постоянной работы в издательстве, чтобы в полную силу трудиться для ИНБ. Она стала исполнительным директором этой организации.
Эти новые затеи сделали еще более напряженными и без того весьма сложные отношения в ближнем кругу Рэнд. Несмотря на их новое деловое партнерство, брак Натаниэля и Барбары быстро шел ко дну. Рэнд, ставшая сентиментальной и вялой, решила, что прекращение ее сексуальной связи с Натаном может оказать положительный эффект. Она утратила аппетит к любви, но надеялась, что их отношения могут возобновиться когда-нибудь в будущем. Не будучи больше ее любовником, он, тем не менее, оставлся ее психологом. Погруженная в меланхолию, Рэнд вцепилась в Натана, как в спасательный круг. Следуя своей собственной философии, она напряженно размышляла, пытаясь понять причину терзавших ее негативных чувств. Джон Голт никогда не оказался бы в подобной ситуации, была уверена она. Все чаще Рэнд обращала внимание на недостатки окружавшей ее человеческой культуры, работая вместе с Натаном, чтобы найти объяснение испорченности мира. Она пребывала в глубоком кризисе, а в ее доме воцарилась, как вспоминал об этом Натан, «атмосфера больницы».
Неспособный помочь Рэнд выбраться из ее внутренней темноты, Натан компенсировал это, став ее охранником. Он начал отвечать на письма, которые присылали недоброжелатели, сделался прослойкой между ней и внешним миром. Он писал гневные послания в журналы и газеты, которые без должного почтения отзывались о ее работе. Прочие члены «Коллектива» последовали за ним, дружно встав на зищиту своего лидера. Но они и сами не могли быть уверенными в том, что им полностью доверяют. Достаточно часто Бранден вызывал к себе для уединенной беседы тех участников, которые в чем-то вели себя неправильно с точки зрения философии объективизма. В случае, когда кто-то совершал по-настоящему серьезный проступок такого рода, этому человек приходилось предстать перед лицом остального «Коллектива» – на своеобразном публичном процессе, где председательствовали Бранден или Рэнд. Подсудимых, которые быстро признавали свою вину и обещали плотнее работать над тем, чтобы жить по правилам объективизма, допускали обратно в этот узкий круг.
Тогда, в конце 1957-го, протеже романистки было всего двадцать семь лет, но все последователи Рэнд знали, что она считает его состоявшимся гением в области, с которой сама, по собственному признанию, ненавидела иметь дело. Рэнд считала психологию запутанной и иррациональной, но, тем не менее, рукоплескала талантам Брандена по части перенесения ее принципов в эту сферу. Под этим она понимала, что, поскольку эмоции проистекают из мыслей, страдающий неврозом человек обязательно является вместилищем неких неправильных, невнятных или противоречивых идей, которые сами по себе ее не интересовали. Однако если человек не являлся аморальной личностью, она была уверена, что Бранден сумеет помочь ему перестать беспокоиться. Когда молодые друзья приходили к ней, чтобы поговорить о своих проблемах, она обычно отправляла их к Натану для длительной или продолжительной терапии – в зависимости от природы их проблем и жалоб. Поскольку ее рекомендации имели в этом кругу силу закона, в то или иное время Натан успел подвергнуть терапии практически каждого из участников «Коллектива». За свои сеансы Натан брал пять долларов в час.
Мюррей Ротбард снова стал человеком со стороны, который одним из первых заметил это новое направление. Он восстановил контакт с Рэнд после того, как прочитал «Атлант расправил плечи», работу, которую он воспринял «не только как величайший из когда-либо написанных романов, но и как одну величайших когда-либо созданных книг, художественных или нехудожественных». В чрезвычайно откровенном письме Ротбард не только воздавал почести роману Рэнд как «неисчерпаемой сокровищнице», но и извинялся перед Айн за то, что избегал ее в прошлом. Веря, что автор «Атланта» должна встретить его признание в надлежащем расположении духа, он рассказал, что их предыдущие встречи оставили его подавленным. Но это была его вина, а не ее. Он признался: «Я пришел, чтобы приветствовать вас как солнце, как существо, огромной силы, дающее миру великий свет – но подойдя слишком близко, я, кажется, обжегся». В этих словах можно было заподозрить некоторую наигранность – но Ротбард искренне стремился заполнить разрыв, который он сам создал между собой и Рэнд. «Пожалуйста, дайте мне знать, если я могу каким-либо образом поспособствовать росту продаж вашего романа», – написал он и заключил свое предложение мира резким выпадом в адрес одной из негативных рецензий на «Атланта». В течение последовавших за этим нескольких недель «Коллектив» и «Крут Бастиа» вновь оказались в тесном контакте.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});