Николай II. Дорога на Голгофу - Петр Валентинович Мультатули
То же самое писал и другой русский патриот офицер П. Булыгин: «Большевики перехитрили немцев, и Свердлов одной рукой исполняя требование графа Мирбаха о вывозе из Тобольска Государя, другой делал свое заранее решенное дело — отправляя Войкова и Сафарова для подготовки Екатеринбурга к задержанию вывозимого немцами Государя»{589}.
По-видимому, для немцев остановка Царя в Екатеринбурге была полной неожиданностью. Д. Б. Нейдгарт из разговора с графом Мирбахом в конце мая 1918 года сделал четкий вывод, что для Мирбаха «остановка Царской Семьи в Екатеринбурге имела место помимо его воли»{590}.
Впрочем, немцы не очень беспокоились по поводу вынужденной остановки Царя. У Свердлова были веские аргументы, чтобы убедить германцев, что Екатеринбург, в качестве места пребывания Царской Семьи, более выгоден для них, чем какой-либо другой город. На начало 1918 года в городе находилось 22 тысячи бывших германо-австро-венгерских военнопленных, 4 тысячи из которых по приказу германского командования были включены в состав Красной Армии, причем немецкими солдатами командовали немецкие офицеры{591}. Опираясь на такую мощную по тем временам силу, немцы могли быть совершенно спокойны за сохранение своего полного контроля над Императором Николаем II и Наследником Цесаревичем Алексеем Николаевичем. Так что немцы, во всяком случае на время, прекратили свои требования о доставке Царя именно в Москву.
Примечательно, что как только Царь оказался в Екатеринбурге и надобность во всякого рода камуфляжах отпала, все встало на свои места, и Уральский Совет покорно спрашивает у Свердлова: «Сегодня 30 апреля в 11 часов Петроградского времени я принял от комиссара Яковлева бывшего царя Николая Романова, бывшую царицу Александру и их дочь Марию Николаевну. Все они помещены в особняке, охраняемом караулом. Ваши запросы и разъяснения телеграфируйте нам. Председатель Уральского облсовета Белобородов»{592}.
«Разъяснения» не заставили себя долго ждать: «Екатеринбург. 3 мая 1918 г. 23 ч. 50 м. Предлагаю содержать Николая самым строгим порядком. Яковлеву поручается перевозка остальных членов семьи. Предлагаю прислать смету всех расходов, считая караул. Сообщите подробности условий нового содержания. Председатель ЦИК Свердлов»{593}.
Между тем Яковлев стремился вовсю попользоваться «славой» конвоира Царя. Он дает большое пространное интервью «Известиям», где, отбросив всю свою притворную вежливость, глумится над обреченным Царем, выпячивая свои революционные заслуги и пренебрежительно посмеиваясь над своими «уральскими товарищами». До конца своих дней он будет гордиться своей ролью в этом черном и постыдном деле, которое он так успешно провел в жизнь в апреле 1918 года.
То, что Яковлев блестяще, с точки зрения интересов большевиков, выполнил свердловское поручение, говорят следующие слова полковника Кобылинского, сделанные им следователю Соколову, из которых видно, что он так и не понял подлинных намерений Яковлева: «В чем же дело? Почему в самом деле Яковлев не мог доехать до Москвы (солдаты говорили мне, что он «бросил» их в конце концов и один укатил в Москву)? Я объясняю себе это таким образом. В Екатеринбурге был свой центр большевизма. Здесь была своя столица всего «Урала» — «красный Екатеринбург». Я слышал от кого-то, что Москва упрекала екатеринбургских большевиков в том, что они «много тратят денег», и грозила им не давать больше денег. Вот преследуя свои, местные, уральские (конечно, в конце концов «личные») интересы, большевики екатеринбургские и задержали Августейших особ в Екатеринбурге как «заложников», чтобы разговаривать с Москвой им было свободнее, чтобы Москва была более податлива их требованиям»{594}.
Как мы видим, Кобылинский поверил именно в ту картину событий, которую рисовал Свердлов при помощи Яковлева: Москва не причастна к задержанию Государя в Екатеринбурге, это результат действий «самостоятельных» уральцев.
На этом можно было бы и закончить рассказ о миссии комиссара Яковлева. Но все же придется сказать два слова о его дальнейшей судьбе, так как она, по роковому стечению обстоятельств, будет всегда связана с «делом его жизни».
Яковлеву было не суждено снова отправиться в Тобольск за второй партией обреченных. То ли Свердлов посчитал нецелесообразным вновь посылать Яковлева в Тобольск, через настроенный против него Урал, то ли, что вероятнее, готовил для него более важное задание. Яковлев вступил в руководство Самаро-Оренбургским фронтом против казаков атамана Дутова. Причем подчинялся он непосредственно и лично Троцкому. Об этом имеется специальный мандат последнего: «Удостоверение. Предъявителем сего тов. Яковлев назначен командиром всеми вооруженными силами, действующими против банд Дутова. В выполнении им чисто оперативных заданий тов. Яковлев подчиняется непосредственно Народному Комиссару по Военным делам. Народный Комиссар Троцкий»{595}.
Пока он добирался до своего нового места службы, Самары, обстановка в Сибири, на Дальнем Востоке и в части Поволжья резко изменилась: восстал чехословацкий корпус, во многих городах начались восстания эсеров и анархистов. В результате большевистская власть была свергнута в целом ряде больших регионов. Более того, у антибольшевистского движения появился координирующий орган — Комитет членов Учредительного собрания (Комуч), сформировавшийся в конце июня 1918 года.
В этот момент Яковлев активно борется с мятежами: арестовывает, разгоняет, расстреливает — в общем, занимается своим привычным делом. Чехословаки наступают, красным приходится отходить, сдана Самара, штаб перебирается в Уфу. Одним словом, самый напряженный момент. И вот в этот момент Яковлева снимают с фронта. В чем причина? Плохо справлялся со своими обязанностями? Не хуже других, тем более что заменил Яковлева эсер Муравьев, которого Ленин называл «талантливым, но ненадежным». Зачем же было заменять верного Яковлева ненадежным эсером? Далее смещенного Яковлева переводят командующим 2-й армии, в должности которого он пробыл всего шесть дней, а затем в штаб фронта. 5 июля пала Уфа, чему немало способствовало бегство на сторону Комуча одного за другим двух командующих: Харченко и Махина. В это же время Яковлев просит Уфимский Совет освободить его от всякой работы, и Совет, что поразительно, учитывая ситуацию на фронте, дает разрешение. Яковлев объясняет свои поступки насмешками и травлей, которыми он подвергался со стороны своих товарищей. При этом Яковлев не объясняет, в чем заключались эти насмешки и травля.
Все это выглядит крайне неубедительно. Большевистская власть не была «институтом благородных девиц» и граничащие с истерикой выпады Яковлева, безусловно, пресекла бы самым жестким образом, но почему-то этого не сделала.
Яковлева оставляют в Бирске, переведя на нелегальное положение, а в первых числах июля он перешел на сторону Комуча. Появилось обращение к красноармейцам, якобы
