Семен Луцкий - Сочинения

86

Золотой монетой платит. Включено в: Антология, стр. 197. В СэБЛ Датировано 26/Х/<19>28 и озаглавлено «Осень».

87

Громоотвод. В СэБЛ датировано 13/III <19>29.

88

О самом скрытом, о самом темном. В СэБЛ датировано 21/II <19>27.

89

Я спать хочу. И вот слетает сон. В СэБЛ датировано 16/IV <19>29.

90

Я знаю — смерти боятся. В СэБЛ датировано 17/II <19>28.

91

Должно быть, есть в душе земной. В СэБЛ датировано 1928.

92

Ты попросил стихи в подарок. В СэБЛ датировано 28/III <19>29.

93

Время. В СэБЛ датировано 22/IV <19>29.

94

По улице торжественно и жалко. В СэБЛ датировано 23/V <19>26.

95

О, лира… Сброшенная роком. В СэБЛ датировано 20/III <19>29.

96

С ума схожу и в ум вхожу. В СэБЛ датировано 8/XII <19>28.

97

Ты напрасно размышляешь много. Включено в: Антология, стр. 196–197. В СэБЛ датировано 23/IV <19>29.

98

* Как лужа мутная, текущая в канаве. Впервые: ВР, 1929, III, стр. 34. В СэБЛ датировано 18/I <19>28. Очевидно, реакцией на этот текст Луцкого является стихотворение В. Л. Андреева «Не наклоняйся над лесным ручьем…» (1934), которое не только обыгрывает его основные образы — «текущей воды» и «отражения» (у Луцкого: «Как лужа мутная, текущая в канаве —/ Свидетельство о туче проливной» — у Андреева: «Ручей течет, и, отражаясь в нем,/ Цветет наш мир, прозрачный и текучий»), но и повторяет его поэтическое заключение: «Так, Господи, скупым существованьем/ Свидетельствую горько о Тебе» — «Быть может, нет тебя: ты только ложь/ И сквозь тебя — бессмертье проступает» (Вадим Андреев. Стихотворения и поэмы. Т. 2. Подготовка теста, составление и примечания Ирины Шевеленко (Berkeley, 1995), стр. 44).

99

Мир предо мной, но я пред миром. Впервые: BP, 1929, III, стр. 34. В последней строфе, по-видимому, опечатка: «Огромный гроб несут пустые руки» вместо реки, что требуется рифмой (кстати, реки и были в первопубликации). В СэБЛ датировано 1926.

100

Одиночество

На появление в печати О отреагировал Ю. Терапиано рецензией в «Русской Мысли» (1974, № 3010, 1 августа, стр. 8–9): «Стихи Семена Луцкого “звучат”, т. е. они певучи, фонетически грамотны, его манера письма — ясная, без какой-либо погони за модой, за «новаторством», его образы хорошо выбраны и проверены, метафоры скромные, но точные.

Семен Луцкий, с первых же своих шагов, примыкает к зарубежному неоклассическому течению, которое восторжествовало в эпоху двадцатых годов, а затем выработало, в тридцатых годах, свое собственное, особое «мироощущение» (стр. 8). Одной из главных тем О критик называет «противоречие между человеческой волей и человеческим знанием, с одной стороны, и темной силой природы — с другой». «Страшная мысль: тайну природы мы познаем после смерти. Страшная мысль, но по-своему замечательная» (стр. 9), — завершает он свою положительно-обтекаемую рецензию (в письме В. Андрееву от 25 августа 1974 г. Луцкий определил ее как благосклонную, хотя и не глубокую критику).

О имеет посвящение: «Памяти моей матери и моей жены».

В ОэБЛ I в качестве стихотворения-эпиграфа рукой поэта вписано «Одиночество» («Четыре стенки… Четыре угла…», напечатано в наст, издании в разделе «Неопубликованные стихи»), а в качестве заключительного «Посидеть бы спокойно…» с датой 3/IV <19>76. В ОэБЛ II перед первым стихотворением «Вот и небо просыпалось золотом…» Луцкий записал по памяти стихотворение 1922 г. Сыграла… Уронила руки.

Сыграла, уронила руки<,>Ушла надолго, замер звук…Но помнят клавиши, в разлукеПрикосновенье {тонких, хрупких} рук…Так ты души моей коснуласьТак {повернулась} улыбнулась И — ушла…Забуду ль как душа взметнулась?..…Поют мои колокола.

101

Вот и небо просыпалось золотом. В ОэБЛ I датировано 4/V <19>25. И в ОэБЛ I и в ОэБЛ II в слове «просыпалось» проставлено ударение, см. письмо Луцкого В.Л. Андрееву от 19 мая 1974 г. Последняя строфа в черновой редакции выглядела иначе:

Но, стыдливо застыв изваянием,Ты стояла Немой у стены,Ожидая, что рухнут созданияНевеселой, преступной весны…

102

О, если правда, что без цели. В ОэБЛ I датировано 1928.

103

Старьевщик. В ОэБЛ II датировано 1925, в ОэБЛ I — 2/III 1925. Публиковалось в Э (стр. 69) со следующими отличиями: во 2-й строфе: «Бродили в стужу, снег и зной; в 3-й: «И гулкий голос»; в 5-й: «И с миром со двора на двор»; кроме того, в 3 стихотворение не имело графической фигуративности, которую поэт придал ему в О и которая сохранена в наст, издании. Включено в: Антология, стр. 197–198. Надо полагать, что в образе главного героя стихотворения запечатлены черты старьевщика-еврея, каким он нередко представлялся в произведениях еврейских писателей. Ср. лексическое совпадение некоторых портретных деталей в описании старьевщика в повести Д. Айзмана Кровавый разлив (1907): «По несимметричному, хилому телу, по всем жестам Абрама, нерешительным, пугливым, по разбитому, глухому голосу его, было видно, что он много терпел и страдал и что еще в утробе матери он поражен был злым худосочием <у Луцкого: «И худосочья кривизну»>, мешавшим расти и развиваться…» (Д. Айзман. «Кровавый разлив» и другие произведения. Книга первая. Составление, послесловие и примечания М. Вайнштейна (<Иерусалим>, 1991), стр. 29).

104

На смерть Сергея Есенина. По предположению Э. Штейна, Луцкий познакомился с С. Есениным в пору европейского вояжа русского поэта (Эммануил Штейн, «Поэты Русского Зарубежья о Есенине», Столетие Сергея Есенина: Международный симпозиум. Есенинский сборник. Вып. III (Москва, 1997), стр. 330). Свое стихотворение Луцкий читал 27 февраля 1926 г. на вечере памяти С. Есенина в Союзе молодых поэтов и писателей. Вторая строфа опирается на блоковские образы:»Ты изменила образ непреложный» — «Но страшно мне: изменишь облик Ты» (Предчувствую Тебя. Года проходят мимо, 1901); «В сырую ночь ушла» — «В сырую ночь ты из дому ушла» («О доблестях, о подвигах, о славе…», 1908). В третьей строфе: собиратель жемчугов — аллюзия на название сборника стихов Н. Гумилева Жемчуга (1910; 2-е изд., 1918/ В каком теперь покоится овраге/ У ног твоих сраженный Гумилев? — Традиционная для русской поэзии метафора «оврага» как «место казни»=«могила поэта», см., напр., в стихотворении В. Набокова Расстрел (1927): «Бывают ночи: только лягу,/ в Россию поплывет кровать;/ и вот ведут меня к оврагу,/ ведут к оврагу убивать» или Ахматовой Все это разгадаешь ты один, посвященное расстрелянному Б. Пильняку (1938): «Кто может плакать в этот страшный час/ О тех, кто там лежит на дне оврага…» (недаром Луцкий оценивал это стихотворение как «антисоветское», см. в письме к В. Л. Андрееву от 19 мая 1974 г.); кроме того, здесь, возможно отразилось стихотворение П.-Ж. Беранже (пер. Ф. Тютчева) «Пришлося кончить жизнь в овраге…», с которым траги-иронически перекликается не только судьба Гумилева, но и его стихи, ср. у Беранже: «Авось, — я думал, — на постели Они <люди> умереть дадут» vs «И умру я не на постели» («Я и Вы» Гумилева). «Россия, невозможная Россия,/ Что думаешь, куда идешь? Зачем?..» — рефлексия на финал «Мертвых душ» Н.В. Гоголя. «Но ты, Россия — “собственная стать”» — цитата из «Умом Россию не понять…» (1866) Ф.И. Тютчева. «Отмечен русской кличкой — хулиган» — реминисценция на «хулиганские» мотивы и образы Есенина.