Рудольф Баландин - Вернадский

…Время по-новому расставляет акценты. То, что считалось важнейшим, отходит в тень или стушёвывается, а второстепенное выступает на первый план во всей своей красе или неприглядности.

Так и с проблемой геохимической деятельности человека и формирования ноосферы. Под ней авторы этого термина Леруа и Тейяр де Шарден понимали не совсем то, что подразумевал Вернадский.

Тейяр де Шарден писал: «Ноосфера стремится стать одной замкнутой системой, где каждый элемент в отдельности видит, чувствует, желает, страдает так же, как все другие, и одновременно с ними».

«Гармоничная общность сознаний эквивалентна своего рода сверхсознанию. Земля не только покрывается мириадами крупинок мысли, но окутывается единой мыслящей оболочкой, образующей… одну обширную крупинку мысли в космическом масштабе. Множество индивидуальных мышлений группируется и усиливается в акте одного единодушного мышления».

Для него сфера разума — нечто вроде всепланетной пленки мыслящей материи, которую образует человечество. А Вернадский имел в виду глобальную деятельность людей, перестройку биосферы Земли. При этом взаимодействуют умственный и физический труд:

«С биогеохимической точки зрения важны, конечно, не научная мысль, не научный аппарат, не орудия науки, но тот реальный результат, который сказывается в геохимических явлениях, вызванных мыслью и работой человека, в новом состоянии биосферы, которое им создается… в ноосфере».

А. Е. Ферсман тоже писал о геологической роли человека. И если Тейяр де Шарден главное внимание уделял разуму, а Вернадский — соединению в ноосфере мысли и действия, то Ферсман в своей четырехтомной «Геохимии» дал объективную характеристику техногенеза, технической деятельности. Его интересовало само явление, а не его причины:

«Хозяйственная и промышленная деятельность человека по своему масштабу и значению сделалась сравнимою с процессами самой природы… Человек геохимически переделывает мир».

Этот перестроенный человеком мир — уже не биосфера. Но стал или становится ли он ноосферой? Вот в чём вопрос.

Владимир Иванович отвечал на него положительно и по-разному. В одних работах писал о ноосфере в настоящем времени, в других переносил её в будущее или утверждал, что она творится на наших глазах (то есть в первой половине прошлого века).

Он верил: сила разума сплотит людей, отвлечет от мелочных забот и низких помыслов, направит к целям благородным и гуманным. Главное устремление общества в ноосфере — на благо свободной личности. Тогда и проблема автотрофности станет насущной…

Если вообразить некий обобщённый разум человечества (хотя и непонятно, что это такое в реальности), то надо признать: по отношению к земной природе нацелен он почти исключительно на добычу её богатств. Действует человек не в гармоничном единстве с биосферой, а жестоко её эксплуатируя, загрязняя и разрушая. Так творится ноосфера?!

Да, знание — сила. Но незнание ещё сильнее. А сила эмоций? Многое зависит от психологии личностей и общественных групп, от законов развития техники и технологии освоения природных ресурсов и от многого другого. Желая по примеру Вернадского изучать деятельность человека на планете как геологическую силу, надо учесть особенности эволюции техники, общественных идеалов, а также избавиться от веры в неуклонный прогресс. Владимир Иванович и сам это отмечал:

«Мы видим временами резко выраженный «регресс», который захватывал большие территории и физически уничтожал целые цивилизации, не носившие в себе самих неотвратимых для этого причин». Нет, не совсем так. Устои всех цивилизаций расшатывают внутренние социально-экономические противоречия и конфликты с природной средой.

Сложнейшую и чрезвычайно важную задачу выдвинул Вернадский. Четверть века после «Автотрофности человечества» он трудился над данной темой; собирал материалы в папке под заглавием «Научная мысль как планетное явление», так и не завершив эту работу.

Ему открылся путь научных исканий, уходящий в будущее. Но это не означает, будто и нам, потомкам, на этом пути надо двигаться точно по азимуту, намеченному Вернадским. В чём-то можно поспорить с ним, а кое-что придётся опровергать. В следующей главе мы это обсудим более обстоятельно.

Симметрия и её нарушения

Посылая Борису Личкову статью Альберта Эйнштейна, Вернадский написал: «Она интересна как проявление его личности, не знаю, сделает ли она более понятными его теории… Это всё-таки голос… одного из самых больших по дерзаниям… человека нашего времени».

Величие дерзаний определяет сходство Эйнштейна и Вернадского. Конкретные научно-философские взгляды двоих ученых различались существенно. Размышлял об этом только Вернадский. Он интересовался творчеством Эйнштейна, который не проявлял интереса к наукам о Земле, если не считать небольшой работы о динамике речных вод.

Высоко оценивая достижения Эйнштейна, Вернадский усомнился: «Отчего Римановскую (сферическую?) геометрию принять за основу? Очевидно, можно и другую?» И рекомендовал опубликовать статью в журнале «Природа».

Речь шла, по-видимому, о статье «Неэвклидова геометрия и физика» (1925). Прав был Вернадский, представляя ее к опубликованию на русском языке, и ошибался в своих возражениях по существу проблемы.

Искривленное риманово пространство отвечает бесконечному множеству реальных искривленных пространств, где проявляются физические поля. Скажем, железные опилки, располагающиеся по силовым линиям магнитного поля, вырисовывают одно из таких пространств.

Световой луч, считавшийся воплощением абсолютной эвклидовой прямой, как оказалось, искривляется под влиянием гравитационных полей. Стала возможной модель замкнутой Вселенной (в сферических координатах риманова пространства), где лучи света описывают гигантскую кривую, вырисовывая контуры Мироздания.

По замечанию Вернадского, эффекты искривления четырехмерного пространства-времени, характерные для теории относительности, на Земле практически не проявляются; геолог может ими пренебречь. Хотя геодезист, измеряя и нанося на карту земную поверхность, вынужден учитывать её кривизну (из этого исходил наш гениальный Николай Лобачевский, создатель первой неэвклидовой геометрии).

Почему Вернадский стремился постичь сущность физической теории, столь далекой от его непосредственных научных интересов и наук о Земле? Проявление любознательности, и только? Нет, конечно.

Еще в 1885 году он отметил в своем дневнике: пространство и время неразделимы; только для логического удобства мы представляем их порознь; в своем единстве они составляют реальность — материю. Та же идея лежит в основе теории отно сительности.