Лучано Паваротти - Мой мир

Утром в Пезаро я люблю никуда не спешить: посидеть на солнышке, почитать газеты, может быть, прокатиться несколько раз вокруг дома на велосипеде. Терраса у нас ровная, и ездить по ней несложно. Можно поплавать в бассейне (я пользуюсь любым предлогом, чтобы поплескаться в прохладной воде). Потом сижу на крытой веранде, беседую с кем-нибудь из семьи, обсуждаю с Анной меню на сегодня, говорю о погоде…

Мне очень нравится помогать готовить пищу (если это можно делать сидя). Например, если мы ждем много гостей, то подаем на стол чашу македонского фруктового салата. Мне нравится этот вкусный и полезный десерт. Какое это удовольствие — сидеть на веранде со свояченицей Джованной или с кем-то из ее сыновей и чистить, а потом резать груши и персики для салата!..

Иногда к нам по утрам кто-нибудь приезжает по делу. Из Модены может заехать Сильвия Чалли, менеджер конного шоу, чтобы поговорить о своих планах. Приезжает еще кто-нибудь, чтобы обсудить программы больших концертов, устраиваемых к концу соревнований. Например, Сильвия сообщила, что Рэй Чарлз будет в Европе в сентябре и есть надежда, что он согласится принять участие в концерте. Она дала мне телефон менеджера Рэя Чарлза и попросила поговорить с ним о нашей просьбе.

Я позвонил и застал менеджера в Нью-Йорке. Рассказал ему о нашем шоу, но он никак не мог понять, почему не будет гонорара. Пришлось объяснять, какое хорошее дело мы делаем, проводя это шоу, и какое значение оно имеет для меня. Я сказал ему также, что с удовольствием приму участие в любом концерте, который устроит Рэй Чарлз для дела, близкого его сердцу. Рассказал, что таким образом помогал Стингу и другим певцам, согласившимся выступить у меня в Модене. Менеджер Рэя Чарлза ответил, что они подумают. (Но ничего не получилось.)

Иногда у нас в доме одновременно собирается много людей. За одним столом обсуждают конное шоу. За другим сидят те, кто занят организацией концерта. За третьим — сотрудники фирмы «Декка Рекордз», обсуждающие новые записи. Из Анконы приезжает Леоне Маджиера поработать со мной над партией в «Паяцах». И конечно, Билл, который терпеливо ожидает, когда же мы сядем и займемся этой книгой.

Адуа спрашивает меня: «Как можно вообще что-нибудь сделать, когда одновременно разговаривают столько людей?» Она считает, что я не умею правильно сосредоточить свое внимание. Возможно, это и так, зато я подчас принимаю решения быстрее, чем другие. Поэтому, пока одни сидят и спорят в одном углу, я могу подойти к другой группе. Подойдя, я высказываю свои соображения по поводу обсуждаемой ими проблемы, затем иду к следующему столу, давая первой группе время обсудить мое предложение. Когда я возвращаюсь к ним, то они уже готовы высказаться насчет предложенного мною и решить, что годится, а что нет. Так все и идет по кругу.

Обходя все эти группки, я слежу, чтобы на столах было все необходимое, если им захочется пить: кофе, вино… В жару почти все пьют минеральную воду. Адуа рассказала мне, что случается, что за один день выпивают до ста литровых бутылок. Большинство из тех, кто приезжает ко мне в Пезаро на такие встречи, люди занятые: у них очень напряженная жизнь, поэтому они часто носят с собой сотовые телефоны. У них не всегда есть время, чтобы выглянуть в окно и насладиться прекрасным видом или ждать, когда я подойду к их столу. Если они уже обсудили мое предложение, то, не дожидаясь меня, начинают названивать по своим телефонам, решая собственные дела. Чтобы не мешать своим соседям по столику, они идут на террасу. Однажды я насчитал сразу пять человек, одновременно расхаживающих по террасе и беседующих по телефону. Они были настолько поглощены разговорами, что могли налететь друг на друга. Нет, все обошлось.

Я люблю такого рода шумные собрания и мне приятно думать, что и я трачу время в Пезаро не совсем зря. Но иногда этих дел бывает столько, что слово «каникулы» теряет свой смысл. Моя секретарша Лариса — очень хорошая массажистка. Она должна ежедневно массировать мне ноги, состояние которых постепенно улучшается, и очень расстраивается, когда у меня подолгу не бывает возможности сделать перерыв для этой процедуры. Тогда они с Биллом устраивают очередной заговор, чтобы отвлечь меня от других людей и заставить сделать то, что нужно. Иногда от всех этих обсуждений голова идет кругом. Тогда я выхожу пройтись по террасе или по саду, чтобы проветриться.

Несмотря на все эти многочисленные визиты и обсуждения различных проблем, я не забываю, что главная моя задача в Пезаро — полностью расслабиться и набраться сил для следующего сезона. Но летом 1994 года отдохнуть мне было нелегко: я все еще не отошел от напряжения и волнения, вызванных «Концертом трех теноров» в Лос-Анджелесе. Это трудно объяснить — ведь концерт прошел прекрасно. Он был замечательно организован, не возникало, как это обычно бывает, в последнюю минуту никаких проблем (разве только мелочи). Мы пребывали в радостном, приподнятом настроении. И зрители это, конечно, почувствовали. Откровенно говоря, концерт прошел гораздо лучше, чем я ожидал.

После Лос-Анджелеса прошло уже три недели, а я все никак не мог прийти в себя. Почему я не мог расслабиться? Наверное, сказывалась инерция. Когда целый год работаешь в страшном напряжении, нелегко сразу переключиться на отдых. По крайней мере, у меня это получается плохо…

Казалось бы, такое фантастическое событие — выступать перед самой большой аудиторией за всю историю: больше миллиарда зрителей смотрели прямую трансляцию концерта! Я тоже считаю, что это фантастика: ведь такое трудно даже представить — целый миллиард зрителей! Если же перед такой огромной аудиторией ты выступишь недостаточно хорошо, то и свидетелями твоего провала станут гораздо больше людей. Одно дело прочесть в газете или узнать от кого-то, что в такой-то вечер Паваротти плохо выступил в «Ла Скала». И совсем другое — самому в этот вечер быть в театре и видеть все своими глазами. Когда из Лос-Анджелеса транслировали «Концерт трех теноров», то масса людей на земле могла видеть твой успех или провал. Вот ведь как получается — мечтаешь об огромной аудитории, а когда доходит до дела, то хочется просто спеть в церкви в Модене.

Для оперного певца каждое выступление — это как схватка тореадора с быком. Высокие ноты — это те же разъяренные быки, которые появляются пред тобой и которых ты должен одолеть. Кому понравится быть обреченным на заклание перед миллиардом зрителей? Когда концерт окончился, мы все были счастливы и испытали чувство огромного облегчения оттого, что все прошло хорошо. Тем не менее, несколько первых недель в Пезаро я продолжал мысленно представлять себе огромную толпу зрителей и подступающих ко мне быков. Я одолел этих быков, но еще долго пребывал в шоке.