Ежи Климковский - Я был адъютантом генерала Андерса

Это было в начале марта 1943 года. Я прилетел в Каир и сообщил профессору Коту, что хочу с ним увидеться. Он пришел ко мне в гостиницу «Шепардс», где я остановился.

Я рассказал тогда профессору Коту, что Андерс по наущению Гулльса специальным курьером направляет письмо Рачкевичу, в котором требует снятия Сикорского с поста верховного главнокомандующего. При этом я подчеркнул, что англичане обеспечили курьеру перелет в Лондон и обратно. Они зашли так далеко, что на случай, если бы Сикорский захотел задержать Висьневского, они гарантировали ему полную безнаказанность, обещая возвращения его к Андерсу.

Профессор Кот не выразил особого удивления этим сообщением. Он лишь недоумевал, почему Андерс так спешит с устранением Сикорского, и Кот говорил мне, что в лице Андерса видит преемника Сикорского через несколько лет. Такими выводами я был совершенно поражен.

Наконец, после нескольких часов беседы, когда я доказал профессору Коту, что Андерс тесно сотрудничает в деле смещения Сикорского с санацией, Кот заявил мне, что если Андерс хочет, чтобы Соснковский стал премьером, а он верховным главнокомандующим, то из этих планов ничего не выйдет. Англичане Соснковского недолюбливают и не согласятся на то, чтобы он был премьером, следовательно Андерс не может стать верховным главнокомандующим. Профессор Кот также особо подчеркнул, что группа «людова», имея безусловную поддержку англичан и почти гарантию, что она из правительства не выйдет, имеет обеспеченную возможность правления в будущем.

Я указал профессору Коту на сотрудничество, причем самое близкое, англичан с Андерсом. Обратил его внимание на то, что это нечто большее, чем сотрудничество, поскольку речь идет о вмешательстве англичан в наши внутренние дела. Они провоцируют и организуют интриги и трения, они их даже вызывают и организуют. Реакция профессора Кота была спокойной. Он явно старался сгладить остроту, подчеркивая: «Они могут этим заниматься для каких-то своих надобностей, но не стоит придавать этому значения.»

Позже, я убедился из всех тех сообщений, которые от меня получил Кот, он постарался извлечь как можно больше пользы лично для себя.

Через несколько дней после этого разговора подполковник Висьневский по пути в Лондон остановился в Каире. А пятью днями позже Кот был вызван к Сикорскому.

Перед отлетом он направил Андерсу телеграмму, полную славословия и пожеланий, чтобы «под его замечательным командованием Войско Польское развивалось, набирало сил, и чтобы он счастливо довел его до Польши».

Лесть была характерна в отношениях профессора Кота к Андерсу. Телеграммы изобиловали восхищениями и восторгами, например:

«... В день Вашего рождения, от себя лично и от сотрудников посольства шлю Вам, господин генерал, самые сердечные пожелания. Радуюсь, что счастливая звезда Польши сосредоточила в Ваших руках все наши военные усилия на востоке, верю, что Вы поведете на Родину наше войско, и легенда о Ваших походах и делах будет одной из замечательных в истории.

Андерс хранил эти «бумажки», как он их называл, для того, чтобы при надобности показывать.

Когда посол Кот после прибытия в Лондон, явился к Сикорскому, тот, не скрывая возмущения, показал ему письмо Андерса к Рачкевичу: «Вот он, хваленый твой Андерс!» Кот был потрясен. Но даже после этого он не решился честно рассказать правду об Андерсе, о его происках и намерениях. Как всегда, профессор Кот смалодушничал, но Сикорский многое понял.

У нас в это время все обстояло как будто нормально. Вечеринка за вечеринкой — одна лучше другой, все расточительней, все изысканней и все оригинальней.

И при всем этом — непрекращающиеся интриги и взаимное подсиживание.

Поскольку такая роскошная жизнь требовала значительных расходов, то на нее тратились казенные деньги, конечно, без отчета.

Вид восточной роскоши, богатство дворцов, комфортабельные условия усилили аппетит Андерса. Он понимал, что все то, что его окружает, носит лишь временный характер, что этот мираж должен будет когда-нибудь кончиться, а к обычному образу жизни ему возвращаться не хотелось. По его разумению, это было бы унизительным. Поэтому нужно было сейчас так себя обеспечить, чтобы продлить роскошную жизнь на долгое время. Конъюнктура этому благоприятствовала. Итак, Андерс начал «обеспечиваться».

Сначала он покупает бриллианты, а позже уже без всякого стеснения переводит казенные деньги в заграничные банки на свое имя.

Первый бриллиант Андерс купил в Каире. Стоил он триста шестьдесят фунтов. Это был довольно красивый камень в три с половиной карата.

Он распорядился вправить его в свой золотой портсигар (приобретенный, как я уже писал, еще в Москве, тоже на казенные деньги).

Через две-три недели купил следующий бриллиант, более дорогой и более красивый. Он стоил уже пятьсот пятьдесят фунтов и имел пять каратов. Он заказал вделать его в перстень и стал носить на пальце.

Вскоре о бриллиантах генерала начали поговаривать. Некоторые посмелее позволяли себе распространять на эту тему остроты, вроде той, что лишь стяжатели, разбогатевшие на торговле свиньями, так фасонят и похваляются безделушками. Начальник штаба армии Раковский несколько раз просил Андерса не носить перстень, поскольку это вызывает «непристойные сплетни». Андерс, возмущенный и недовольный, все же снял перстень и спрятал в свою шкатулку.

Это, однако, не помешало генералу продолжать приобретение одного бриллианта за другим. Их было уже семь, весом от трех до шести каратов и стоимостью свыше двух тысяч девятисот фунтов. Совершенно ясно, что все эти приобретения делались за казенные деньги.

Как мне стало известно, генерал при посредничестве своих доверенных лиц начал почти регулярно заниматься спекуляцией бриллиантами, которая приносила неплохой доход, особенно если к этому добавлялось кое-что из государственной кассы.

В вопросах кадров Андерс последовательно проводил политику устранения офицеров, симпатизирующих Сикорскому. Особенно сильную кампанию он вел против генерала Пашкевича и полковника Корнауса, которого хотел отдать под суд или перевести в резерв. Но поскольку этот офицер был очень тактичен и безупречен в поведении, было трудно к чему-либо прицепиться. Эта борьба закончилась смертью Корнауса. Как объясняли причины этой смерти, расскажу позже.

Вскоре вернулся подполковник Висьневский и привез ответ из Лондона.

Президент Рачкевич, собственно, на письмо Андерса никакого ответа не дал, обошел его полным молчанием. Прислал же ничего не значащее письмо вежливости, которое кроме благодарности за память и весьма скромных и умеренных пожеланий Андерсу ничего не содержало. Разочарование и злоба охватили Андерса.