Александр Филюшкин - Князь Курбский

Показания свидетелей, собранные 20 июля 1581 года, – Ивана Семеновича Ласковича-Чернчицкого и Тимофея Зыка Князского – почти дословно совпадают. Они выступали очевидцами, подсматривающими в щели за интимными ласками Ждана Мировича и княгини. От их показаний отличается рассказ возного Яроша Котельницкого, который менее скабрезен, зато содержит новую деталь. Когда возный вошел в комнату, где находились любовники, Мирович сперва угрожал ему оружием, а затем он и Мария дали взятку, чтобы Котельницкий помалкивал[214].

Трудно сказать, пытался ли Курбский оклеветать княгиню или в основе этих свидетельств лежали реальные факты – ведь в 1578 году Ждан Мирович действительно бежал от Курбского к Марии и она отказалась его выдать. Вероятно, их связывали какие-то отношения. К. Ю. Ерусалимский справедливо отметил, что «...вся история запретной любви бывшей жены производит впечатление фабрикации, и вряд ли она воспринималась иначе в середине 1581 года. Впрочем, в любом случае это надо доказать, что сегодня сделать не проще, чем тогда; и даже в качестве фальшивки весь этот сор может быть пригодным» для замыслов Курбского[215].

Правда, обманутый муж, видимо, не очень надеялся либо на надежность свидетелей, либо на лояльность к нему церковного суда. Доказательство прелюбодеяния Гольшанской означало, что с ней можно развестись, но не открывало дорогу к браку с Семашкой. Возможно, угрожая ославить княгиню как неверную супругу, Курбский надеялся, что она поумерит претензии и отзовет иск. Но испугать обвинением в разврате Марию, пережившую три замужества, было трудно. Она продолжала жаловаться королю, что церковные власти не хотят покарать ее обидчика.

Сам же Курбский сказывался больным, принимал повестки в суд, демонстративно лежа в постели, и под этим предлогом отказывался выезжать из имения на разбирательство его дела митрополитом. Заседания, назначенные на 17 января и 16 марта 1582 года, сорвались из-за неявки ответчика. При этом Мария обвиняла Курбского, что он симулирует болезнь, на самом деле его видели в разных местах, а от суда он уклоняется по злому умышлению. В отсутствие князя 15 февраля митрополит принял решение в пользу Марии Гольшанской. Развод князя был признан незаконным, его третий брак оказался под угрозой запрещения. Но и Семашка, и ее дети все же унаследовали фамилию и имения Курбского. Князь, как явствует из признания Марии Гольшанской в Новгородском суде 27 августа 1582 года, выплатил бывшей жене большие денежные суммы, и, видимо, это как-то снизило ее напор. В предсмертном завещании Курбского от 24 апреля 1583 года сказано, что он заключил с Марией мировую сделку на вечные времена, поэтому она не может больше предъявлять претензии на его имущество.

Между тем продолжались другие разбирательства Курбского с соседями. 29 августа 1581 года Курбский приказал выступить вместе с ним на войну боярину Яцку Осовецкому из имения Осовец. Осовецкий отказался подчиниться Курбскому, после чего ему было предложено в течение восьми недель покинуть свои владения как нежелающему нести с имения воинскую службу. Осовецкий подал во Владимирский уряд жалобу, что люди Курбского насильно изгнали его из имения и пограбили все имущество. Действительно, 31 октября ко вельский урядник Курбского, Гаврила Кайсаров, во главе вооруженного отряда ворвался в имение Осовец, избил плетьми жену хозяина Прасковью Андреевну (урожд. Мокренскую), выгнал семью Осовецкого в чистое поле, захватил имение и разграбил его.

Суд над Курбским и его людьми состоялся в марте 1582 года. Представитель князя, пан Михаил Дубницкий, пытался упирать на уже знакомую формулу: если имение Осовец принадлежит Ковельскому имению, то владелец Ковеля, в данном случае Курбский, является полным господином над своими подданными и волен карать их за отказ служить конфискацией имения. Однако Осовецкий апеллировал к пожалованию имения еще королевой Боной, что делало его неподсудным владельцу Ковеля, а на Курбского автоматически возводило обвинение в самоуправстве. Однако Владимирский уряд не решился вынести вердикт по делу и передал его в королевский суд. 24 сентября 1582 года по декрету Стефана Батория Осовецкий был восстановлен в правах на имение Осовец, а Курбскому было приказано компенсировать ему все обиды и издержки.

Зимой 1582 года продолжалась тяжба с Василием Красенским. По указу Стефана Батория, Курбский мог в уплату долга потребовать с него имение Красное. Однако тут же выяснилось, что имение заложено Василием... своей жене, панне Ганне Красенской и поэтому средством выплаты долга Курбскому быть не может. Сам Василий заявил, что готов уплатить 420 злотых, которые якобы и полагались москалю за понесенные им убытки.

При этом Красенский виноватым себя не чувствовал и говорил, что сознательно не расплачивался с князем Андреем, поскольку получил сведения, будто бы тот специально занижает размеры податей, собираемых им в своих имениях, подает для отчета неверные цифры, а потом еще хочет по суду получить неправомерную компенсацию! Оскорбленный таким заявлением, Курбский при встрече с Красенским под Красным 19 февраля 1582 года не стал брать предложенных ему 420 польских злотых и квитанции о расчете с казной. По его мнению, ему были должны 920 коп грошей литовских, как это значилось в постановлении Луцкого уряда. Люди Красенского оказали сопротивление с применением огнестрельного оружия и не пустили в Красное ни Курбского, ни представителей Владимирского уряда, прибывших для исполнения королевского указа.

Дальнейшие события напоминали плохой фарс. Победитель России в Ливонской войне Стефан Баторий оказался не в состоянии справиться с закусившим удила паном Красенским. Король издавал один за другим приказы волынской шляхте собрать ополчение, атаковать имение строптивого дворянина и силой заставить его заплатить долг. Дело, по мнению Стефана, дошло до последней ступени права, то есть до подготовки королевского декрета об объявлении Красенского вне закона во всей Речи Посполитой (Литовский статут 1566 года, раздел IV, артикул 67). По мнению И. Ауэрбах, в этом эпизоде наглядно проявилась недееспособность «дворянской республики» Речи Посполитой в ее «золотой век». Реализация права на практике зависела от военной силы «клиентов магната», и даже король был бессилен с этим что-либо поделать.

Однако шляхта не спешила вступаться за москаля и внимать королевским призывам, что свидетельствует о неприязненном отношении к Курбскому на Волыни. Только 11 августа 1582 года небольшой отряд под командованием возного Луцкого повета Франца Бромирского двинулся к имениям Красенского – Красному, Колнатичам и Ставрову. Однако на защиту Красенского выступили две роты жолнеров под началом пана Белявского и пана Василия Жоравницкого, Старостина луцкого, а также отряд волынской шляхты во главе с Францем Крушем, Янушем Угримовским и др. Красенский и его боевая супруга разделили свое войско по всем правилам военного искусства на три отряда, в каждом из которых были конница, пехота и артиллерия, и перекрыли все подходы к имению. Представители властей были встречены орудийным огнем, после чего бежали[216].